С чем пришла Россия к пандемии коронавируса? Способна ли справиться с планетарной угрозой наша медицина? Почему мы пока отстаём от «планеты всей» — просто по времени? Или медицина уже работает? А если работает — то почему по стране только и слышно о дефиците масок и обмундирования, почему некоторые цифры вызывают такое… сомнение, скажем так? И ещё — а разве осталось у нас в медицине хоть что-то дееспособное после оптимизации?
Оптимизация как ужасная ошибка
Новости партнеров
24 декабря 2019 года в прямом эфире телеканала «Россия» заместитель председателя правительства России Татьяна Голикова назвала «оптимизацию медицины» ужасной ошибкой. Многолетняя заместитель Голиковой по министерству здравоохранения и социального развития, а теперь (по состоянию на декабрь) министр здравоохранения Вероника Скворцова поспешила опровергнуть начальницу: «Наверное, излишне эмоционально говорить, что там что-то ужасное проводилось, и, очевидно, нельзя согласиться с тем, что в результате снизились доступность и качество».
На самом деле Голикову понять можно. Да, заложенные ею самой принципы реформы здравоохранения были направлены не только на экономию средств, несмотря на её финансовое образование и бухгалтерскую сущность. Так, по словам высококвалифицированного врача, близкого к минздраву, были оправданны и осмысленны заявленные цели Голиковой: финансовая прозрачность, преодоление «местечковости» в управлении региональной медициной, вертикализация власти — и при этом децентрализация высококачественной медицинской помощи (результат налицо — если раньше её можно было получить только в Москве, Санкт-Петербурге и на худой конец в Новосибирске или Екатеринбурге, то на сегодня качественные медицинские центры распространились по многим регионам страны).
На реализацию реформы — точнее, как стали говорить, оптимизации здравоохранения поставили Веронику Скворцову. Она начала работу бодро и по-современному: отменила приказ Минздрава РФ № 331, в котором, в частности, утверждались критерии сексуальной нормы как добровольные гетеросексуальные отношения между взрослыми людьми. И занялась оптимизацией.
Однако «что-то пошло не туда»: оптимизировали не то, не тех и не так.
Повышение качества (и финансирования) медицины высшего уровня произошло за счёт сокращения финансирования среднего, а самое главное — первичного звена.
Требование майского (2012 г.) указа президента Путина о резком повышении зарплат врачей стали «выполнять» с помощью отчётности, перевода медсестёр на должности уборщиц, а врачей — на пол- или четверть ставки, а также за счёт резкого сокращения расходов на оборудование и лекарства.
Запланированная «оптимизация» неэффективных систем и структур так до них и не дошла. Зато «оптимизировали» другое. Бездумно сократили (вопреки прямым требованиям Путина) ФАПы и, самое главное, клиники в малых городах и посёлках, единственные доступные центры медицинской помощи (а иногда — градообразующие предприятия) для местных жителей.
Новости партнеров
«Оптимизировали» редкие медицинские профессии — мой собеседник, завотделением одной из крупнейших столичных больниц, говорит о сокращении числа аллергологов, инфекционистов и дерматологов, а главное — о вытеснении из профессии уникальных врачей, выбивающихся из необходимого «среднего фона». Свели оптимизацию к унификации. Это, конечно, оптимально — для бухгалтерской и просто отчётности начальству. Но вот какое это имеет отношение к борьбе с эпидемиями?
Оптимизация как самоликвидация
Идеолог оптимизации Скворцова прошла свой путь в должности министра — и ещё в должности министра дала самое сильное интервью в своей жизни и первое такое интервью в жизни всех министров здравоохранения России. Она подробно ответила на вопрос об эвтаназии, назвала этот вопрос очень сложным и предложила гражданам страны решать его на референдуме (как в продвинутых европейских странах).
Собственно, к эвтаназии всей медицины мы и подошли по итогам «реформы».
Потому что самое ужасное и ошибочное — это сокращение «коечного фонда». В крупных городах множество «тысячниц» (больниц на 1-1,5 тыс. коек) стали восьмисотницами. Правда, с теми же накладными расходами, но с меньшим числом врачей и медсестёр.
Тема «сокращения коечного фонда» стала одной из центральных тем «идеологии оптимизации». «Подгрузки» и «темники» были розданы всем чиновникам, депутатам, мэрам и даже губернаторам. Чтобы все могли одними и теми же словами объяснить: чрезмерное количество коек никому не нужно! Это развращает стариков! Это не позволяет повысить зарплату врачам! Да что там далеко ходить, вот прямая цитата одного выдающегося деятеля всего-то от декабря 2019 года.
«Мы могли ничего не делать вообще в здравоохранении с точки зрения структурной реорганизации. Не закрывать ни одну койку, не оптимизировать, не сокращать административный персонал и т.д… если раньше человек после операции и перед операцией в целом пролёживал на этой койке от 14 до 18 дней, по полмесяца валялся в больнице, то сегодня на те же самые манипуляции требуется три-четыре дня, а иногда это можно сделать на дневном стационаре. Ну давайте ничего не будем сокращать, ну нам тогда все население Москвы нужно уложить на эти койки ровным слоем. Зачем…»
Сейчас этот человек, надо отдать ему должное, принимает все меры для смягчения последствий внезапного форс-мажора пандемии. Но вряд ли он разобрался, за что ратовал и чего не понимал всего каких-то три месяца назад.
Новости партнеров
…В СССР с коечным фондом было просто. Были государственные санитарно-эпидемиологические нормы. И этими нормами предусматривался обязательный резерв коечного фонда: 10-15 процентов. Собственно, и врачей предусматривалось иметь с запасом. «Даже в самолётах, — говорит врач-эпидемиолог, — предусматривается бронирование мест «на экстренный случай»: вдруг нужно будет лететь кому-то важному или по экстренному поводу. А в больницах такое может случиться когда угодно — разбился автобус, например, там 50 человек, а в больнице койко-фонд оптимизирован!»
Но в одном таком случае можно найти другую больницу, вызвать вертолёт в крайнем случае. А вот если такой экстренный случай коснётся сразу всех больниц? Как это произошло на «цивилизованном Западе» с фантастическим уровнем медицинских услуг XXI века? И что теперь нам поможет?
Россия. Прошлый век
Давайте начнём вот с чего: а что нам помогает сейчас? Почему такие низкие цифры заболеваемости? Почему нет паники? Почему быстро налаживаются противоэпидемические мероприятия?
Нет, всё вовсе не гладко. Во-первых, зараза в Россию явно пришла позже. Во-вторых, сами врачи предполагают, что данные по числу заболевших занижены — не по злому умыслу, а из-за временной нехватки тестов. Говорят о дефциците необходимого, о неразберихе. Но.
Ещё один мой собеседник, действующий чиновник Росздравнадзора, проводящий время в объездах готовящихся специализированных противоэпидемических клиник, сообщает: данные по числу заболевших, скорее всего, не точны, но зато данные о готовности клиник, о числе койко-мест, о наличии оборудования и лекарств полностью достоверны. Потому что все поняли: ситуация совсем другая, и за враньё в отчёте прилетит намного сильнее, чем за неприятную правду.
Российская (советская) санитарно-эпидемиологическая традиция формировалась в двух мировых войнах. Лучшие современные врачи изучали, будучи студентами, гражданскую оборону. Стандарты («протоколы») действий в эпидемических катастрофах отработаны и не забыты.
Да и, самое главное, эти самые лучшие врачи остались. Не оптимизированные, не эффективные, а просто лучшие. Никакие «эффективные менеджеры» и обюрократившиеся медики, отбиравшиеся годами по единственному KPI (готовности сдавать своих ради начальства и оптимизации), не смогли пока выдавить из профессии тех, кто рождён и воспитан как русский врач.
И они не просто остались. Они вместе — и вместе с нами.
«Спросите седовласых! — говорит один из таких врачей (и один из лучших хирургов в мире). — Между нами даже не будет дискуссий. Потому что сейчас коронавирус может наконец встряхнуть нашу медицину и стряхнуть с неё всё лишнее, не имеющее отношения к людям и к их здоровью. Нам сейчас не о чем спорить — мы знаем, что делать, потому что нас научили, чего делать нельзя, и надо пока что просто исправлять и возрождать. Но главное — мы победим, обязательно победим! За счёт профессионализма, жертвенности, самоорганизации. И за счёт вековой русской традиции — собираться и помогать друг другу».
