За два дня до юбилея натовских бомбардировок Югославии в прокат выходит фильм «Балканский рубеж», основанный на этих событиях. Его съемочная группа свершила собственный маленький подвиг, поскольку снять патриотический фильм о предательстве трудно, а снять нестыдный патриотический фильм, когда на тебя давят все пороки современного российского кино сразу, невозможно. Но все-таки получилось.
Двадцатилетняя годовщина операции НАТО «Союзная сила» – один юбилей для двух народов. И каждому есть что сказать.
Новости партнеров
Русские могли бы рассказать про развернувшийся над Атлантикой самолет премьера, про пятна краски на американском посольстве, про крушение связанных с Западом иллюзий и про то, как верховная власть, не выходя из похмелья, вдруг обнаружила где-то за прикроватной тумбочкой свою национальную гордость.
Сербы рассказали бы о спящих городах, на которые падают шипящие бомбы. О колоннах беженцев и о плаче на задушницах. О погромах и концлагерях. О каплях крови на церковной утвари и почерневших от сажи цветках чуваркучи. О торговле органами и жизни как чуде.
Погано сравнивать, но было, что было. И как-то даже договорились с тех пор между собой, что все это немножко общее. Про других, но в рамках одной семьи.
Девяносто девятый стал годом броска российских миротворцев на Приштину («щелчка по носу Клинтону», говоря по-ельцински), годом братания по славянской линии и годом, когда русскую военную технику впервые за долгое время встречали цветами. Наконец, это был год исторической фразы «господин генерал, я не начну для вас третью мировую войну», когда солдаты России и НАТО держали друг против друга оружие, имея приказ открывать огонь на поражение.
Короче говоря, выход к круглой дате хорошего фильма о наших на Балканах смотрелся задачей двунационального значения. Но со стороны каждого из народов имелось по обстоятельству, которое хоронило всякую надежду на успех.
Миссия невыполнима
Над русской стороной нависала скука. Тот подвиг нашей армии был наименее кинематографичным из всех ее подвигов. Фильм про него был бы фильмом про то, как колонны БТР медленно ползут по пыльным югославским дорогам, а к солдатам тянутся руки с триколорами и пузатыми бутылями с крестами внутри. Но самое страшное, что вскоре после красивой фразы про господина генерала и мировую войну выяснилось бы, что происходящее не имело смысла, потому что ничего не решило и мало кому помогло.
Новости партнеров
Сербам было не до скуки, но взгляд с их стороны забраковали бы за вторичность и за грехи прошлого. Когда на кино о балканской кровавой бане существовал спрос, его успели удовлетворить боснийцы. У них все то же самое, что было бы у сербов – этнические чистки, изнасилования, беженцы и вдовьи слезы, но повинен во всем этом именно сербский зверь. Фильмам про страдания балканских мусульман давали деньги и «Оскары», про них вызвалась снимать кино даже Анджелина Джоли, так что все пространство давно размечено, а любой серб, покусившийся на высказывание с собственной правдой, прослыл бы изображающим жертву.
За югославов в международном прокате отдувался один лишь Кустурица, как умел только он один – с гусиными перьями, цыганскими свадьбами и песнями про калашников. Но и его «Андеграунд» французские критики разносили за «просербскую пропаганду» авансом – еще до того, как удосужились посмотреть фильм.
(Кстати, ровно та же история произошла с «Балканским рубежом», раскритикованным видным кинокритиком Долиным за милитаризм и шовинизм, притом что фильма видный критик не видел, а потому опозорился.)
В общем, про 1999-й было что сказать, но такой фильм русские и сербы могли бы показывать только друг другу, и многие бы смотрели только из вежливости. В глазах всех остальных это было бы блекло, заезжено, «не верю» и казалось оправданием своих преступлений (реальных и мнимых) задним числом. А в качестве зрелища такое не канало бы даже под наглым и жутковатым брендом «войны с НАТО», потому что со стороны НАТО в этой войне погибли всего два солдата, да и то – испытывая тренировочный вертолет где-то в Албании (это Балканы, бро).
Поэтому российско-сербская съемочная группа «Балканского рубежа» свершила почти невозможное, когда сняла пусть неровный и далекий от идеала, но хороший и не скучный фильм, за который не будет стыдно и который – при всем при этом – идеально справляется со своей пропагандистской задачей.
Это удалось благодаря своевременному принятию сложных решений, каждое из которых в отрыве от контекста можно было бы расценить как фальсификацию истории, идеологическую диверсию и национальное предательство.
Политику не хаваем
Новости партнеров
Все, что осталось в сюжете от событий 1999 года, – та самая колонна бронетехники на пыльной дороге. Вместо рассказа о геополитике, батяне-комбате и пороховом погребе Европы нам предложен крепкий боевик, честно снятый по законам жанра – с перестрелками, погоней, сеченым монтажом, разнообразием в оружии, красивыми «бух» и командой супергероев. Пока колонна ползет до точки назначения – аэропорта Слатина, этот аэропорт обороняют от банды боевика Смука шестеро российских десантников и двое косовских полицейских. В реальной истории Косовской войны для этого места не было, но тем хуже для истории.
Снимать в таком жанре лучше всех умеют в Голливуде, за счет чего американские патриотические боевики смотрели и в Маниле, и в Мытищах. Славянам эта техническая наука не давалась из-за неизбывного крена в духовность и незнания основ ремесла (например того, что неотменяемые для этого жанра перестрелка и погоня – это «жанр в жанре», такое отдельно снимать учат). Теперь – дается. Не так же, как в лучших домах, но сойдет не только для сельской местности.
Еще одним обязательным условием боевика как жанра является наличие фактурного злодея. НАТО на эту почетную роль не подходило, поскольку злодея в боевике нужно победить или как минимум нанести ему урон, но вертолетчики в Албании не в счет, а все остальное – клюква.
Мусульмане на роль злодея подходили еще хуже НАТО: исламофобский фильм с любого фестиваля погонят палками, а потом еще придется извиняться перед Рамзаном Ахматовичем и Юнус-Беком Евкуровым, который командовал теми самыми миротворцами и выступал консультантом картины.
Албанцы – тоже не вариант, так как за фильмы про «хорошие» и «плохие» народы гоняют палками вообще отовсюду, и даже в Сербии с позицией «хороших шиптаров не бывает» севернее города Ниш согласится далеко не всякий.
Поэтому в качестве злодея выступила банда особенно злобного боевика – это для косовского конфликта персонаж собирательный, но реальный (Гаага не даст соврать). Ненавидеть и побеждать предложено не албанцев, не мусульман, не пешек НАТО (уровень автономности головорезов подчеркнут отдельно), а картель бандитов и убийц, какие в жанровом кино всегда были и всегда будут.
Жанр боевика допускает гиперболичность злодея, проще говоря, он может и даже должен быть чудовищем. И тут недосказанная сербская правда оказалась весьма кстати. Концлагеря для женщин, пытки детей, удары прикладом по старухам, убийства священников – крупнокалиберная банда органично впитает в себя все это, не говоря уже о контрабанде наркотиков и оружия. Разве что черная трансплантология в этом ряду косовской боли отсутствует, но тогда у банды был бы подозрительно широкий профиль.
По уровню злодейской наглядности главарь Смук вплотную приближен коллегам из «Бондианы» и их первым помощникам. И в то же время остается органичным выродком балканской кровавой бани, не соскакивая ни в комикс, ни в антиисламский пафос. Даже убийство священника за отказ сказать «нет бога, кроме Аллаха» не допускает двойных трактовок: перед нами не исламский террорист, а самовлюбленный садист, далекий от религии.
Скованные одной цепью
Еще одним сложным решением творческой группы стал отказ от плакатного языка пропаганды в пользу языка современного Запада. Русские и сербы проявили византийское коварство, бросив против оппонента его же идеологическое оружие. Место привычного рассказа про славянское братство, воинский долг, православную веру, родную хату и кровавых натовцев заняли такие идеалы, как интернационализм, мультикультурность, толерантность, веротерпимость и даже равноправие полов (снайперша-узбечка в исполнении Равшаны Курковой – лучшая роль в фильме).
Половина из восьми супергероев, что засели в Слатине, – мусульмане. Главного (Гоша Куценко) зовут Бек, он ингуш, он говорит «салам», его условный прототип – президент Ингушетии. Албанский полицейский и десантник-татарин совершают на закате намаз, предваряя это комичной сценой о проблемах межнационального взаимопонимания. Перекличка героев и их самоидентификация – ингуш, белорус, татарин, узбечка, серб, албанец, один русский и один «советский» – показывает нам марвеловский пример команды, где все разные, но все хорошие и в одинаково плохих обстоятельствах.Можно попытаться разглядеть в этом описании русофобию, благо знаем мы режиссеров, которые слово «русский» даже произнести боятся. Однако устная культура Сербии изящно снимает и такие вопросы, дефицита со словом «русский» в ней быть не может, так как якобы нейтральный аналог – слово «российский» – в сербском языке не в ходу, сербам такое незачем. «Братушек», кстати, тоже не будет, сербы так не говорят. Братушек ищите в Болгарии.
Точно так же в фильме невозможен дефицит российских флагов, поскольку, как здраво заметили его герои, при необходимости достаточно перевернуть сербский. Но гораздо лучше флага героев объединяет интернациональное понятие «наши», сказанное к месту и ко времени – к тому самому проклятому времени, когда российские бэтээры вдруг показались надеждой на мир, которую встречали отнюдь не актерскими слезами.
Эти слезы на лицах сербских старух настолько важны, что умолчать о них нельзя даже в боевике, но и снимать их нельзя – соскочишь в драму. Проблему решили провокационным, художественно неоднозначным, но честным образом, совместив кинопленку с документальной хроникой там, где это было уместно. Почти вся политика (а слезы стариков и детей – это тоже политика) дана в фильме считаными секундами реальных телерепортажей и сухими строчками титров, объясняющих исторические обстоятельства. В остальном политический выпад «Балканского рубежа» свелся к выпаду против войны как таковой.
Не существует более антивоенного высказывания, чем падение авиабомбы на роддом – любой роддом в любой стране мира. Это не акт направленного злодейства, потому что ни одной армии не требуется бомбить роддома, речь по определению идет о роковой ошибке. Но демонстрация последствий способна объединить любых зрителей – американских, русских, сербских, албанских – в мысли о том, что война ужасна и никто не должен вести таких войн. Трудно найти циника, стратега и даже блогера с комментарием «сами виноваты», когда все стоят у обломков колыбельки.
НАТО как таковое при этом не пнули ни разу, хотя имели для этого как исторические факты, так и готовые сцены. В фильме, например, не сказано, что толпа сербов на белградском мосту – это не вечеринка в балканском стиле, а живой щит из людей. Командование альянса не заявляет о необходимости уничтожить русских и не подносит боевикам наличность чемоданами, хотя и на этот счет мемуары имеются.
Подобное весьма кинематографично (а реалии на Балканах бывают ярче всякого кино; к примеру, российский генерал в «Рубеже» выдает как коварные и секретные планы НАТО то, что было публичным ультиматумом НАТО к Югославии). Но просто не нужно, когда есть рука, качающая колыбель. Оторванная рука, разумеется.
Зачем на это смотреть
Как говорят доминошники, считаем карабашки.
На исторически предсказуемом и визуально бедном материале был снят остросюжетный и зрелищный жанровый фильм, где обилие русского рока уместно впервые со времен Балабанова.
При натиске страстей и неизбежной эксплуатации жалостливых образов, которых на любой войне довольно, а в этнических конфликтах девать некуда, зрителя не ломают в жерновах бесконечного насилия (поди, мол, поплачь), а почти что за руку ведут туда, где ему будет то печально, то страшно, то смешно, иногда тяжело, а иногда – трогательно.
Поскольку в Косово была не та война, по итогам которой можно было бы гордиться хоть каким-нибудь государством из в ней поучаствовавших, тема патриотизма переведена с государства на людей, которых объединяет не вера, не язык, не национальность и не гражданство, а что-то невысказанное, но светлое и очень сильное, после чего все они – «наши».
Наконец, в условиях, когда своя правда заранее объявлена пропагандой русской империи или сербских четников, ставка сделана на общечеловеческий гуманитарный пафос, с которым невозможно спорить.
История криминальной банды позволила рассказать о реальной сербской боли. Но, за вычетом бандитов (хороших бандитов не бывает), внятное антивоенное высказывание разделили между всеми участниками, не исключая даже НАТО – французским бомбам-пустышкам, что сбрасывали на сербские города из сострадания, в фильме место как раз таки нашлось. И фраза «господин генерал, я не начну для вас третью мировую войну» тоже обязательно прозвучит. Без нее и снимать не стоило.
Рассказать можно еще о многом. Не из истории той войны (но из истории тоже можно о многом), а из двух с половиной часов картины. Там есть шутки, взывающие к аплодисментам фразы, камео Кустурицы, венчающее невнятную любовную линию (это не получилось, да), и герой советского экрана Гойко Митич, прыгающий по горам Чингачгуком, несмотря на почтенный возраст (это не плоская шутка, а особый привет ему из фильма).
Свои грехи, упущения, лакуны и помарки там тоже есть. Но они не портят всего остального и не отменяют главного.
Збигнев Бжезинский сравнил мировую политику с игрой в шахматы в 1997-м, а два года спустя его ученики (не условные, а самые настоящие) послали в Югославии бомбардировщики и выиграли партию с разгромным счетом. Бросок российских десантников на Приштину можно сравнить с одиноким эффектным ходом со стороны проигравшего, никак не повлиявшим на исход игры. Но благодаря этому ходу у двух народов теперь хотя бы есть достойный патриотический фильм о Косовской войне, про которую сложно снимать и достойно, и патриотично.
А больше ничего хорошего из земли черных дроздов (так с сербского можно перевести «Косово»), пожалуй, не выжать, даже если ты – победитель. Это Балканы, бро.
