В Нью-Йорке открылась 73-я сессия Генассамблеи ООН. Она пройдёт под председательством США, а президент Трамп планирует даже лично провести заседание Совета Безопасности. На сессии ожидается выступление президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана. Возможна (хоть пока окончательно и не подтверждена) встреча президентов США (Трампа) и Ирана (Рухани).
Президент Владимир Путин участие в сессии не примет. Россию будет представлять министр иностранных дел Сергей Лавров.
Новости партнеров
США уже анонсировали пристальное внимание в ходе сессии к проблеме палестино-израильского урегулирования. Таким образом, с учётом того, что сирийская проблематика не может быть обойдена в принципе, ситуация на Ближнем Востоке станет главной темой сессии. Турция, в разном качестве, вовлечена почти во все ближневосточные кризисы (кроме йеменского). Поэтому выступление Эрдогана должно стать одним из ключевых моментов сессии. Важно и что он скажет, и что он не скажет, и скажет ли он что-нибудь по существу или ограничится общими словами.
Последнее маловероятно. Президенты (за исключением руководителей Украины) не катаются в Нью Йорк просто, чтобы походить по магазинам и сфотографироваться на фоне уважаемых людей. Если уж Эрдоган собрался на сессию, то его выступление должно очертить стратегические интересы Турции в регионе и определить пути их реализации.
Положение Турции достаточно сложное. С США отношения у Эрдогана не просто не сложились, они находятся в процессе дальнейшего ухудшения и не могут быть в ближайшее время исправлены. Слишком различны интересы.
С Европейским Союзом у Анкары также проблемы. Формально они носят гуманитарный характер. ЕС пытается навязать Турции «европейские ценности», но на деле речь идёт о попытке Европы убрать с политической шахматной доски сильного (и продолжающего усиливаться) военно-политического и экономического конкурента. Израиль, в качестве стратегического партнёра, Турцией также утрачен с тех пор, как восемь лет назад израильский спецназ атаковал турецкое судно «Мави Мармара», входившее в состав «Флотилии свободы», шедшей с гуманитарными грузами на прорыв израильской блокады сектора Газа.
В Сирии Турция в 2015 году сменила сторону, став ситуативным союзником России и Ирана. Но надо понимать, что если взаимодействие в треугольнике Москва-Дамаск-Тегеран является взаимовыгодным (Иран принимает на себя издержки сухопутной операции против боевиков, Россия обеспечивает военно-политическое прикрытие от Запада, а для Сирии Москва и Тегеран уравновешивают влияние друг друга, позволяя не попадать в одностороннюю зависимость как от Ирана, так и от России, оставляя Асаду пространство для манёвра), то интересы Турции совпадают с союзниками лишь в части противостояния Западу, который начисто игнорирует интересы Анкары (в том числе в курдском вопросе).
В ходе развития сирийского конфликта, Турция, традиционно соперничающая с Тегераном за влияние на Ближнем Востоке, столкнулась с тем, что по мере того, как Анкара погружалась в политическую изоляцию в регионе, Иран занял господствующие позиции в Ираке и серьёзно укрепился в Сирии. При этом, ситуативная поддержка, оказываемая США сирийским и иракским курдам создала зону напряжённости вдоль всей южной сухопутной границы Турции. Одновременно, укрепление позиций Ирана в Сирии и Ираке и возвращение в регион России, как системного военно-политического игрока, серьёзно ограничило турецкие возможности в плане создания буферных зон в приграничных районах Сирии и Ирака, а также свело на нет попытки создания на части территории этих стран подконтрольных Анкаре марионеточных режимов.
Простая победа российской коалиции над американской в Сирии Турции ничего не даёт. Просто одна зависимость сменяется другой зависимостью, а попытка самостоятельной игры ведёт к изоляции. Попытка стать важнейшим транзитным газовым хабом на пути в Южную Европу ничего не меняет. Опыт Украины свидетельствует, что амбициозных транзитёров легко обходят, превращая газопроводы в металлолом. При этом надо иметь в виду, что за последние двадцать лет, разного рода «потоки» научились лепить, как горячие пирожки, а заявок на строительство новых газопроводов в Европу у России более, чем достаточно. Не считая того, что в ближайшие годы «Газпрому» может практически бесплатно достаться порядком изношенная, но всё ещё потенциально мощная украинская ГТС.
Новости партнеров
Возможность игры у Эрдогана сохраняется лишь до тех пор, пока сирийский кризис не урегулирован. Как только одна из сторон (на 99,9% это будут Россия и Иран) зафиксирует свою победу, окончательный переход имеющихся (явно недостаточных) турецких буферных зон в Сирии и Ираке под контроль национальных правительств станет делом времени (причём достаточно близкого).
Как видим, ситуация у Эрдогана крайне неблагоприятная. Ещё раз сменить сторону можно, но ничего, кроме убытков это не принесёт. Если же оставить всё, как есть, то буквально через год-полтора придётся довольствоваться тем, что выделят «от щедрот» Россия и Иран. В принципе, ни Москва, ни Тегеран не заинтересованы в подрыве безопасности Турции и могут гарантировать «хорошее поведение» курдов, но надо иметь в виду, что в такой ситуации ключи от турецкого Юго-Востока будут находиться в российско-иранских руках, а ни одно государство не согласится добровольно оказаться в подобной ситуации. Кроме того, как уже было сказано, Анкара имеет далеко идущие амбиции. Турция желает стать одним из гегемонов Ближнего Востока (если уж не получилось стать единственным). Для этого необходимо иметь возможность проведения самостоятельной политики, то есть (помимо контроля курдов) иметь сухопутный доступ к ключевым центрам региона, который перекрывается для Турции территориями Сирии и Ирака, а также опираться на союзные режимы, которых у Анкары в регионе нет.
Единственное, чем сегодня может политически торговать Турция — влияние на боевиков, окопавшихся в Идлибе, а также на отряды, оказывающие турецкой армии поддержку в Африне и других буферных зонах. Собственно об этом турецкий президент вёл переговоры с Владимиром Путиным в Сочи, где договорились о создании новой зоны безопасности в Идлибе, с тем, что Турция до 15 октября отделит «умеренных» боевиков, от неумеренных.
Однако надо понимать, что абсолютным влиянием в Идлибе Анкара не обладает. До половины территории провинции находится под контролем ан-Нусры, ориентирующейся на Саудовскую Аравию. Часть формально протурецких боевиков также находятся под влиянием данной структуры или пытаются напрямую контактировать с Эр-Риядом и Вашингтоном. Ситуация с подготовкой «белыми касками» химической провокации в Идлибе в интересах США наглядно демонстрирует степень контроля Анкары над провинцией.
Понятно, что в этих условиях российско-сирийско-иранская операция по зачистке провинции — вопрос времени. Турция способна склонить к капитуляции часть боевиков, но не всех. При этом Эрдогану необходимо сохранить лицо перед исламскими радикалами, с которыми он заигрывает всё время своего правления и на поддержку которых на Ближнем Востоке Турция традиционно опирается при реализации своей внешней политики.
Выступление на Генассамблее, которое будет широко растиражировано по миру, является одним из способов переложить на кого-нибудь ответственность за ликвидацию идлибского анклава боевиков, показав, что Турция сделала всё возможное, чтобы спасти их от уничтожения, а кто не спрятался — Эрдоган не виноват.
Логика подсказывает, что виновными в идлибском кризисе должны быть объявлены США (возможно коллективный Запад) и Саудовская Аравия. Вряд ли со стороны Эрдогана разумно рисковать только что достигнутым соглашением с Россией, дезавуируя его с трибуны ООН.
Но надо иметь в виду, что президент Турции — сложный человек и отличающийся завидной гибкостью политик. Он всегда, в любой ситуации, пытается оставить себе пространство для манёвра, как минимум возможность отступить. Поэтому он может попытаться раздать всем сёстрам по серьгам, представив себя в качестве единственного белого и пушистого защитника исламских радикалов. Конечно, такая позиция ущербна в стратегическом плане, но Эрдоган, как всякий хороший тактик, имеет проблемы с долгосрочной стратегией. Попытка удерживаться между двух стульев является традиционной для турецкой политики последнего десятилетия, а жёсткая привязка к одному из союзов практически никогда не допускалась Анкарой при Эрдогане.
