Министр иностранных дел России Сергей Лавров предупредил мировое сообщество, что США готовят Европу к тактическому ядерному удару по России. Реакция в мире была адекватной — дипломаты засуетились. Реакция в России колебалась от «ужас» и «допрыгались», до «чего это Лавров заявлениями ограничивается, когда война на пороге».
Интересно, что дёргаются, как правило, именно те люди, которые хохотали над утверждениями, что развитие конфронтации вокруг Украины как составная часть глобального кризиса, может инициировать Мировую ядерную войну. Это именно те люди, которые именовали Минские соглашения, временно заморозившие конфликт («позорным договорняком»). Наконец, это именно те люди, которые буквально только что радовались, что так называемый закон Украины о реинтеграции Донбасса, фактически дезавуирует минские обязательства Киева и создаёт предпосылки для возобновления и даже потенциального расширения горячей фазы конфликта.
Новости партнеров
Они мечтали о войне. Война на пороге. Но они уже не хотят воевать.
Что ж, воевать никто не хочет. Именно поэтому вопросами внешней политики занимаются дипломаты, а не военные. Причём замечу, дипломаты внешнюю политику не определяют. Они её только реализуют. То есть, несколько огрубляя, что сказать решает высшее руководство страны. В компетенции же дипломатов оформление этого решения в конкретные фразы. И это не так просто, как кажется на первый взгляд. Большинство людей в принципе не умеют беседовать на «птичьем» языке ведомств иностранных дел. Читая же дипломатические «обеспокоенности» и «недопустимости», видят знакомые слова, но не в состоянии постигнуть смысл сказанного.
В принципе, заявление Лаврова, значительно серьёзнее и существеннее, чем какое-нибудь пятисотое «последнее китайское предупреждение». Дело дипломата пригрозить так, чтобы угроза не выглядела внешне угрозой (мы ведь все миролюбивы, и никто не хочет выглядеть забиякой), но чтобы при этом она была правильно воспринята конкретным адресатом. Что о нём думают «эксперты» и блогеры МИД не волнует. Ему надо, чтобы его правильно понимали оппоненты.
Если перевести заявление российского министра на русский, то Москва банально сообщила Европе, что расценивает её военное сотрудничество с США, как угрозу, достойную ядерного ответа. Россия не связана обязательством не применять первой ядерное оружие, а констатация на высшем дипломатическом уровне угрозы ядерного нападения легализует любые (в том числе и ядерные) превентивные меры. Одновременно заявлено, что Москва считает Европу страдательным звеном в этой связке. Главным же заводилой, с её точки зрения, являются США. А это уже сигнал Вашингтону, что если дело дойдёт до военной конфронтации, то ядерные подарки полетят и за океан — отсидеться не удастся. Причём по США ударит большая часть российского ядерного арсенала. Во-первых, Европе, чтобы навсегда отбить охоту воевать, хватит и пары-тройки десятков оперативно-тактических зарядов. Во-вторых, с тем, что сейчас называется вооружёнными силами европейских стран, российская армия в состоянии справиться и обычными средствами. Кроме ядерных потенциалов Британии и Франции, а также польской и турецкой армий, НАТО не имеет пригодных к боевым действиям собственно европейских сил. И не скоро будет иметь. При этом ещё непонятно, на чьей стороне в потенциальном конфликте окажутся турки, как поведут себя чехи, словаки, венгры, болгары, румыны, греки и даже французы с немцами.
В общем, заявление Лаврова — сигнал американцам и их европейским союзникам: «Вы под прицелом, но ещё не поздно занять правильную позицию».
Могут сказать, что это блеф. Возможно. Но дипломаты для того и существуют, чтобы у вас не было полной уверенности в том, насколько далеко готово зайти государство, реализуя намёком обозначенную угрозу. Если есть желание, чтобы угрозу воспринимали как несомненную, то её озвучивает глава государства. И он использует совсем другую терминологию. Но тогда, если на твои угрозы демонстративно наплевали — их надо осуществлять. Иначе теряешь лицо. Мы, ведь помним, как потешались над бедным Обамой, который чуть ли не ежемесячно по разным поводам проводил «красные линии», которые затем спокойно переступались и ничего не случалось. И Трамп, угрожавший КНДР превентивным ударом, а затем тихо замявший вопрос выглядит сейчас не лучшим образом.
Эту ситуацию классически описывает китайский трактат IV века до нашей эры по военному искусству «Сыма фа» («Методы Сыма»), в котором говорится: «В древности государством управляли на основе справедливости и это называлось прямым путём. Если прямым путём не достигали цели, прибегали к тактическому манёвру. Тактический манёвр идёт от войны, а не от средних людей. Поэтому, если, убивая людей, тем самым создаёшь благополучие людей, убивать их можно».
Новости партнеров
В этой максиме всё прекрасно. Мне вообще всегда нравилась китайская лаконичность, кратко, образно, но предельно точно описывающая проблему во всей её глубине и широте. Простой народ «средние люди» не в силах понять искусство войны, понимаемое в данном контексте, как искусство политики в целом. Слишком оно внутренне противоречиво и его понимание требует не только глубоких знаний, но и живого воображения, а также гибкого нетривиального мышления. «Средние люди» видят только «прямой путь», которым далеко не всегда можно достигнуть цели. Зачастую (а сейчас практически всегда) эффективнее прямого и открытого диалога, оказывается «тактический манёвр», обеспечивающий занятие такой позиции, когда твой оппонент не может отказаться от диалога, либо же без всяких переговоров вынужден делать то, что тебе желательно.
Очевидно, что высказанные Лавровым завуалированные российские угрозы также имеют какую-то дополнительную (причём главную) цель, помимо обычного запугивания противника. Политика мало похожа на скоротечный бой двух боевых петухов. Это скорее бесконечное маневрирование, свойственное военной стратегии XVIII века — попытка, не рискуя случайностями полевого сражения, загнать противника в угол, из которого нет выхода, кроме капитуляции.
Правила любой стратегии диктуют всегда оставлять противнику дорогу для отступления. Оказавшись в отчаянном положении, он может решить драться до конца и тогда ещё неизвестно, кто победит. Если же он видит путь к спасению, он постарается им воспользоваться, и отступающая под давлением армия, просто развалится, потеряв организационное единство, бросив тяжёлое вооружение и обозы, в конечном итоге просто разбежавшись.
В нашем случае, такая узкая дорожка к отступлению — переговоры о временном компромиссе на европейском континенте между Россией и США, замораживание конфликта по образцу Минска, но уже в пределах не Украины, но всей Восточной Европы или, как минимум Польши, Прибалтики и, если уцелеет, Украины.
Вспомним, что нам давал Минский мир с Киевом. Оппоненты рассматривали его, как мирную передышку, которая позволит Украине восстановить и нарастить силы, после чего одним коротким ударом захватить Донбасс. Задачей же Запада была нейтрализация России на период активной кампании. Наличие такого плана изначально не скрывали ни в Киеве, ни в Вашингтоне, а Париж и Берлин предлагали нам поторговаться и принять «неизбежное», за какое-нибудь отступное.
Однако, как ни трактуй сами Минские соглашения — их выполнение было «священной коровой», Запад не мог отказаться от навязанной нами риторики об их безальтернативности. Главным достижением этих соглашений была именно подморозка конфликта, причём не между Киевом и Донбассом, как думают «средние люди», а между Москвой и Европой (в лице её лидеров — Франции и Германии).
В условиях, когда главные спонсоры Киева были выключены из процесса активного противостояния и включены в процесс бесконечных и бессмысленных переговоров, а для Украины был закрыт путь прямой, мобилизующей общество, вооружённой конфронтации (ситуация была переведена в бессмысленное, разлагающее, сидение войск в окопах) должна была сказаться внутренняя слабость Украины. Страна не могла не посыпаться под грузом внутренних проблем, которые не могла и не желала решать Европа. Альтернативным вариантом развития событий (сохраняющим целостность Украины) было выполнение Минска и, в таком случае, быстрая смена режима и переход большей части конфедерализированной (формально федерализированой) Украины в российскую сферу влияния.
Кстати, в Москве считали, что украинские политики достаточно сообразительны, чтобы пойти по варианту выполнения Минских соглашений и сохранения квазисуверенной Украины. Я сразу говорил, что они выберут вариант распада. И они его выбрали.
Новости партнеров
Но в данном случае, выбор варианта не существенен. Минский мир был предложен и принят Западом, как альтернатива пугавшей Европу войне. С момента согласия ЕС (а искусство российской дипломатии заключалось ещё и в том, что это их согласие удалось оформить как их же просьбу) на Минский мир, Украина была обречена оказаться в сфере влияния России. Либо по мягкому (ресурсосберегающему) варианту выполнения Минских соглашений, либо по жёсткому (ресурсозатратному) варианту распада страны и превращения государства в территорию.
Теперь нам необходимо решить тот же вопрос с Восточной Европой. Сложность заключается в том, что агрессивно настроенные в отношении России восточноевропейские лимитрофы (Польша, Прибалтика), в отличии от Украины — члены ЕС и НАТО. К ним примыкает формально нейтральная, но воспринимаемая Западом, как его неотъемлемая часть, Швеция.
Несмотря на то, что в последние годы европейское и североатлантическое единства трещат по швам, они пока не порвались и обязательства «старой Европы» и США перед «новой Европой» куда более серьёзны, чем те гарантии, которые на словах давались Украине. Кроме того, в США отсутствует внутриполитическое единство и значительная часть элиты (оппозиционные Трампу влиятельные круги как демократов, так и республиканцев) делают ставку на контролируемую конфронтацию России уже не с потерянной для Запада Украиной, а именно с европейскими лимитрофами.
Потому и озвученная угроза более серьёзна, чем всё, что было связано с Украиной. Во время оформления Минсков Запад пугали тем, что «ополченцев» в Донбассе может оказаться больше, чем солдат в ВСУ, они могут где-то достать более современное вооружение и как-то умудриться достичь уровня обученности и слаженности лучших армий мира. И они могут начать наступать, а Европе придётся решать: просто смотреть, как это «ополчение» возьмёт Киев и Львов и перевешает европейских и американских «партнёров», либо воевать, понимая всю условность данного «ополчения» и то, что его реальные возможности в ходе разгона украинских войск ещё до конца не вскрыты. Тогда Европа разумно выбрала мир и заморозку конфликта за счёт Украины.
Сейчас Франции, Германии и более адекватной части американской элиты предложено заморозить конфликт за счёт излишне крикливой, активной и агрессивной части восточноевропейцев. Польша и Прибалтика любят рассказывать, что они находятся на передовой европейской обороны. Франции и Германии предложено оставить эту передовую без тыла. Без политического прикрытия, без финансового обеспечения — один на один с проблемами. А чтобы никто не мог сказать, что «старая Европа» и США отказались от своих обязательств перед младшими партнёрами, размещённые там войска могут стоять и дальше — по крайней мере пока будут идти долгие, нудные и бесперспективные переговоры о деэскалации.
«Минский мир» для Восточной Европы (на деле он может быть хоть Пражским, хоть Копенгагенским) должен обеспечить ей тот же выбор, что и Украине. Либо, фактический переход в российскую сферу влияния (при формальном сохранении в составе ЕС, а возможно и НАТО — которые и будут нести за лимитрофов политическую ответственность), либо обнищание и социальные катаклизмы в условиях отказа Запада от перманентного финансирования скрытого дефицита восточноевропейских бюджетов, экономического кризиса и отсутствия доступа как на мировые рынки, так и к транзитной торговле.
Напомню, что процесс разложения Украины занял четыре года и до сих пор не закончен. Восточная Европа — более устойчивое образование. Ждать здесь немедленного результата было бы непростительным оптимизмом. Процесс может растянуться на десяток и больше лет. Но, как и в Минском мире для Украины, здесь крайне важно заставить оппонентов, втянуться в наш манёвр. После прохождения этой точки бифуркации, любое завершение процесса (хоть относительно позитивное для Восточной Европы, хоть катастрофичное) будет уже в нашу пользу.
