Министр внутренних дел Украины Арсен Аваков внезапно решил рассказать миру о том, что более пятисот ветеранов АТО покончили с собой, вернувшись из Донбасса. Цифра эта заслуживает внимания, но окончательной названа быть не может — статистика, как и все на Украине, сегодня полностью подчинена требованиям революционной целесообразности или личным интересам главных операторов украинской политики и силовых структур.
Иногда в суицидники записывают, например, жертв разборок внутри ВСУ или карательных батальонов. Пьянство, наркомания, стычки при дележе награбленного, общая взвинченность, постоянное соперничество за место в пищевой иерархической цепи, доступность оружия, почти полная убежденность в том, что расследовано все равно ничего не будет — все это порождает колоссальные небоевые потери среди тех, кто пришел огнем и мечом усмирить непокорный Донбасс.
Новости партнеров
Иногда, напротив, суицид пытаются выдать за несчастный случай, чтобы скрыть размах неуставных отношений в ВСУ и карбатах или завуалировать практически полное отсутствие реабилитации вернувшихся с фронта мужчин с явно поврежденной там психикой.
Однако тенденцию скрыть невозможно — «киборги» то и дело сводят счеты с жизнью. Причин тому немало, и многие из них обусловлены пресловутым вьетнамским синдромом.
Стоит кратко напомнить его суть — ветераны той или иной захватнической неправедной войны, вернувшись домой, сталкиваются с равнодушием, брезгливостью и презрением со стороны сограждан и государства, не могут найти себя в мирной жизни, не встречают понимания собственных проблем. А главное — не в состоянии справиться с памятью о том, как и почему они участвовали в массовых убийствах, притом совершенно бессмысленных (ведь их собственной стране ничто не угрожало).
Синдрому подвержены почти исключительно те, кто воевал на стороне агрессора, защитники же родной земли страдают подобным синдромом значительно реже. И это, кстати, может быть одним из критериев в ответе на вопрос — на чьей стороне правда.
Когда же речь идет о гражданской войне, все перечисленные моменты можно умножить десятикратно.
Вот, скажем, обычный мужик, не слишком удачливый и ловкий дома, иначе бы он нашел способ откосить от мобилизации, попадает на фронт. На другой стороне — его сограждане, говорящие на том же языке, имеющие общую с ним историю, смотревшие одно и то же кино, читавшие одни и те же книги, иногда даже родственники, а ты должен в них стрелять. Там дети, но ты будешь убивать и их. Преодолеть барьер иногда крайне трудно. Но потом спуск в ад идет как по маслу. Родина заранее согласна, что ты будешь грабить и мародерствовать, насиловать и убивать, а круговая порука снимает возражения собственной совести. Когда в очереди на курьерскую доставку стоят все твои сослуживцы, пакующие отжатые у населения ковры и шубы, компьютеры и телевизоры, стиральные машины с неслитой водой и чугунные ворота, и при этом искрометно шутят и возбужденно грезят о том, как будет довольна жинка — кто думает о стыде? Никто. Наркоз стаи действует безотказно.
Однако рано или поздно вояка возвращается домой — если ему повезло выжить. Один, без наркоза. В полный рост встает вопрос — что делать дальше? Родина ведь обещала лечение, реабилитацию, почести, льготы и привилегии, а также шматок земли там, где герой пожелает.
Новости партнеров
Первые художественные фотосессии из госпиталей обильно публиковались в глянце и призваны были внушать оптимизм тем, кто еще только ждал повестки в рамках одной из шести мобилизаций. На картинках атлетически сложенные калеки-ампутанты, вернувшиеся с полей сражений без рук и ног, в манерных позах демонстрировали красивые бионические протезы. Они делились с читателями планами на будущее, а некоторые в патриотическом восторге объявляли, будто без рук и ног им стало даже перспективнее: новая демократическая Украина открывает своим героям-киборгам широкие карьерные возможности и все такое.
Довольно скоро выяснилось, что постановочные фото никого не интересуют, дезертиров все больше, молодежь массово косит от мобилизации, а перспектив у инвалидов никаких нет. Что бионических протезов на всех не хватает, что в санатории путевок мало, что в отделах кадров отводят глаза. Что любой водитель маршрутки может выбросить «героя» прямо на асфальт, что любой чиновник жестяным голосом на требование шматка земли объявляет — «я вас туда не посылал», что соседи не заходят с тобой в лифт, а в метро от тебя отсаживаются нервные обыватели. Более того — что тебя боятся собственные жена и дети, потому что именно они первыми страдают от твоего, более не контролируемого, насилия.
Оказывается также, что по ночам тебя преследуют убитые, изнасилованные, искалеченные, ограбленные — тобой или твоими побратимами-подельниками. Что невозможно смириться с тем, что ты сам натворил. Что нет у тебя будущего, а есть злость, обида, чувство вины и абсолютная ненужность этому новому дивному миру, который сначала ты сам наскакал на Майдане, а потом, вернувшись из ада гражданской войны, обнаружил, что он еще страшнее, чем ты ожидал увидеть. Что пока ты, дурак, натурально кормил вшей в окопах, более ловкие твои сверстники сильно поднялись на волонтерстве и торговле показным патриотизмом — за тысячу километров от линии фронта.
И вот тогда — самоубийство.
23-летний, 57-летний, 40-летний. Женатый, холостой, разведенный. Единственный сын у одинокой матери. Отец троих детей. Да кто угодно. По оценкам психиатров, до 25% из воевавших трехсот тысяч украинцев сегодня имеют посттравматический синдром, который всегда чреват суицидным финалом, а длиться может десятилетиями — в явном или латентном виде. Иногда пациенты психиатров и клиенты психотерапевтов страдают кошмарами, бредовыми состояниями, депрессиями всю жизнь. И никто не знает, что именно может стать спусковым крючком для внезапного трагического разрешения. Те же ветераны Вьетнама совершали суициды долгие десятилетия после окончания войны.
…Кое-кому, конечно, удается более или менее вписаться в мирную жизнь — ценой неимоверных усилий семьи и удачной программы реабилитации, а кому-то просто везет. Значительная же часть вернувшихся из Донбасса вояк обнаруживает себя рано или поздно в уголовной хронике.
Сообщения о преступлениях, совершенных с участием так называемых «ветеранов АТО», на Украине стали рутиной. От мелких краж до убийств и изнасилований — всюду фигурируют вернувшиеся из Донбасса каратели. Забил до смерти соседку за то, что она выражала недовольство курением в подъезде; зарезал такого же «ветерана» за то, что его сын громко играл на синтезаторе; убил жену и дочь и покончил с собой; застрелил родителей; украл деньги из кассы магазина; ограбил реабилитационный центр.
Более продуманные пополнили собой организованную преступность, пошли в частные мафиозные армии олигархов, примкнули к бандам или создали новые, и сегодня ни один хозяйственный спор не решается без участия стаи отморозков в камуфляже и балаклавах. Политические партии, представители крупного бизнеса широко используют прошедших гражданскую войну полуинвалидов-полубоевиков, давая им довольствие, крышу, ощущение нужности и занятости, а главное — снимая какую бы то было личную ответственность за собственные поступки, какими бы кровавыми они ни были.
Новости партнеров
А если кто попадется, так стая подельников идет громить суды, бить судей, и вынимает-таки с кичи побратима…
И вся страна поражена этой социальной инфекцией как мука шашелем.
Тот же Аваков поведал о высоком криминальном потенциале возвращающихся из зоны АТО — мол, у них обожжены нервы, и они легко переходят рамки этических запретов. А что, был расчет на другое? Не для того ли украинская власть погнала сотни тысяч мужчин убивать своих сограждан, чтобы те потом могли легко переходить рамки этических запретов? Когда Аваков уволил начальника полиции Днепропетровска за то, что 9 мая местные полицейские в кои-то веки дали отпор нацистской босоте, среди которой были и те самые ветераны, рамки этических запретов его не волновали. Видимо, внезапно оказалось, что эти рамки могут быть перейдены не только там и тогда, когда это выгодно власти.
Впрочем, ведь и сама власть может в любой момент быть сметена стаей бойцовских собак, которую натаскала и науськала сама. Она больше не в силах удерживать их хотя бы в относительном повиновении. Аваков, известный крайней чувствительностью спинного мозга и анатомической области, непосредственно к нему примыкающей, наверняка не зря разразился своими внезапными откровениями.
