Мировую политику ждут тектонические перемены
Мировые лидеры и СМИ очень часто и много говорят и пишут сейчас о происходящей в мире масштабной трансформации, о переменах, «которых не было более ста лет». В чем эти перемены заключаются, вроде бы говорят тоже; наиболее расхожая версия гласит, что из состояния гегемонии и однополярности проекта Pax Americana мир переходит к многополярности, в рамках которой формируется новая, иная модель международных отношений, выстраиваемая сейчас на основе российско-китайской матрицы. Ничего более конкретного не говорится, и опускаются вопросы, которые эту перспективу характеризуют. Главный из них: структура многополярного мира, что он собой представляет в реальности? Кто-нибудь думает, что десятки стран, каждая из которых играет сама за себя и не зависит ни от кого больше, в состоянии согласовать интересы, столкновение которых разводит по разным углам политических рингов? Следует четко понимать, что такой мир – как раз и есть тот самый хаос, который воспроизводит не много-, а однополярность, в том смысле, что у наиболее сильного игрока появляется возможность «управлять противоречиями», направляя политические процессы в нужное ему русло.
Автором формулы настоящей многополярности можно считать американского политолога Мортона Каплана. В его типологии политических систем представлена система «единичного вето», при которой в мире существуют несколько центров силы, каждый из которых настолько самодостаточный, что способен противостоять как любому другому центру, так и коалиции всех остальных. В документах Римского клуба была разработана «десятирегиональная модель» (доклад М. Месаровича — Э. Пестеля «Человечество на перепутье», 1974 г.). Предполагалось, что мир делится на десять крупных регионов со своей специализацией; в созданную в то же самое время Трехстороннюю комиссию была заложена модель трех мировых блоков. Западный (Северная и Южная Америка) – Центральный (Европа + Африка) – Восточный (АТР). Десять регионов в них объединялись. План был «с закладкой», которая трансформировала идею равноправных блоков в вассалитет. Управление «совместной политической ответственностью», по формуле Збигнева Бжезинского, передавалось англосаксонскому Западу – связке Вашингтона и Лондона, поэтому реальная система выглядела «9 + 1», «The West vs. the Rest», как писал Сэмюэль Хантингтон, основоположник теории «борьбы цивилизаций». Девять вассалов и собирающий с них сливки центр, «цветущий сад», по крылатому выражению Жозепа Борреля, противопоставленный «джунглям» остального мира «недочеловеков». Немецкий социал-демократ Карл Каутский, один из основоположников оппортунизма, с которым отчаянно боролись большевики, еще в начале Первой мировой войны заявил об «ультраимпериализме» — консолидации сильнейшим национальным империализмом всех остальных и о переходе к международной политике, выстроенной по картельному принципу, как бизнес. Думается, и так, без разъяснений, понятно, что это модель современного глобализма. Что касается трех мировых блоков, то Россию из них исключали. Перспективы нашей страны связывались с Европой и дробились между «от Атлантики до Урала» и «от Лиссабона до Владивостока»; в первом случае речь шла о разделе по Уралу, во втором – о вхождении в Европу. То же и по Китаю, который предполагалось делить на север и юг по реке Янцзы. И по тем планам, которые Чан Кайши по договоренности с Западом пытался реализовать в завершающей фазе Гражданской войны 1945-1949 годов: «Большой Тайвань» размером с «Южный Китай».
Новости партнеров
Таким образом, все западные модели будущего удивительным образом напоминали старый советский анекдот на тему составляющих, вынесенной с предприятия: как ни собирай готовый продукт – все равно получается автомат Калашникова. В нашем случае – однополярный мир под видом «многополярности». По Биллу Клинтону, держав – несколько, «империя одна – США». Глобальная экстерриториальная империя, эквивалент «тысячелетнего рейха». Даже знаменитый «треугольник Генри Киссинджера», довернувший все эти модели до формулы «мир на троих – США, СССР, Китай», исходил из принципиального положения, что в таком треугольнике отношения Вашингтона с Москвой и Пекином по отдельности должны быть лучше, чем у нас между собой. И ни одной встречной, по-настоящему эффективной идеи в ответ, особенно на фоне советско-китайского противостояния 1970-х и 1980-х годов, которое предоставляло США широчайшие возможности для разнообразных политических маневров, которыми Вашингтон с удовольствием пользовался. Альтернативы миропорядку «9 + 1», мировых блоков, глобальных треугольников не просматривалось, особенно на фоне исторического угасания СССР.
Начиная с 1990-х годов, этот проект был спущен с тормозов, и появилась вся система глобальных институтов, нацеленных на его реализацию. Первый «букет» нам презентовали в 1992 году на конференции в Рио-де-Жанейро, следующий – на Саммите тысячелетия в 2000 году. В 2015 году «Цели развития тысячелетия» подменили «Целями устойчивого развития», нарисовав сроком установления глобальной гегемонии 2030 год. И именно тогда, когда казалось, что все у них в кармане, как и сто лет назад, «что-то пошло не так». Что именно? Тогда восстановилась красная, Советская Россия, на что они не рассчитывали. И не закладывались. Сейчас сформировался российско-китайский союз, против которого авторы проекта, вроде Бжезинского, предостерегали последователей еще в конце прошлого века. И все у них пошло наперекосяк потому, что проект «глобализм» работал только в условиях монополии, конкуренция ему противопоказана. У проектного центра нет ресурсов, которые – в другой части мира, где если появляется свой проект, то он национализирует свои ресурсы, лишая их Запад. Вот он и появился. И «9 + 1», и мировые блоки сразу оказались по ту сторону от реальности. А треугольник Киссинджера приобрел иное толкование. Когда отношения Москвы и Пекина между собой лучше, чем с Вашингтоном, американская сторона остается «на бобах». И это модель не уничтожения Запада, а просто его геополитического отступления в ареал своего естественно-исторического обитания, где жить придется на свои, а не на награбленное у других народов. И возникает вопрос: переживет ли это Запад. Борьба между Джо Байденом и Дональдом Трампом – американская проекция этой глобальной дилеммы, продукт раскола «глубинных» элит; выбор, который зависит от результата, — между глобализмом и национальными государствами. Для Байдена США – срединный центр мировой ойкумены, для Трампа – государство, мощь которого он собирается восстановить. Это принципиально разные вещи. В то время, как «байденисты» намерены довести свой проект до конца ценой даже мирового пожара, «трамписты», за которыми – другая часть глобальной элиты, связанная с иудейским проектом, призывают «выдохнуть», заключить компромисс и продолжить конкуренцию по принципу «худой мир лучше доброй ссоры».
Линия фронта между этими проектами прошла по Украине. Этот конфликт, помимо двух хорошо известных измерений – иностранная военная интервенция НАТО в Русский мир и спровоцированная ею гражданская война на его окраине, приобретает и третье, глобальное измерение, расколовшее сам Запад. Одна его часть предлагает воевать до последнего, другая – в организованном порядке отступить и перегруппироваться, отодвинув мировой политический процесс от края пропасти ядерного уничтожения немножко вглубь, перевести его фактически в режим новой холодной войны. Треугольник Киссинджера в современном прочтении – глобальный баланс, в котором Китай уравновешивает Запад в экономике, а Россия – в военной сфере; остальной мир, как и в годы первой холодной войны, получает возможность выбирать между двумя моделями. Вновь – Запад против Востока, только Восток с тех пор расширился.
Сила Востока – в экономике и военной мощи; слабость Востока – в идеологии. Многополярность, на которую, согласимся, нарисованный нами миропорядок не вполне походит, так превозносится потому, что она призвана заполнить вакуум отсутствия общей, коллективной идеи, выработка которой еще впереди. Без такой идеи и отвечающей ей модели мира никакие удельные проценты БРИКС против переставшей быть большой «семерки» не работают. Только большая идея вызывает к жизни большой стиль, который становится для мира привлекательным, и его охотно копируют. Какая идея? Очень похоже, что китайская концепция «сообщества единой судьбы» — мягкая и предельно идеологически нейтральная проекция на современность социалистической перспективы, облеченная в форму «справедливости» — социальной, международной и т.д.
Прошедший месяц отметился таким количеством международных событий, которых с гаком хватит на иное десятилетие. Не будем их перечислять, тем более, что делали это неоднократно. В чем суть той тенденции, контуры которой уже начали проявляться из-под информационных наслоений, повествующих об этих событиях? На наш взгляд, в постепенном, поэтапном укоренении в мировом общественном мнении иных вариантов завершения конфликта на Украине, чем пресловутое нанесение России «стратегического поражения». Если в декабре 2021 года альтернативный взгляд из Москвы Западом был не просто грубо, а цинично и издевательски отвергнут, что и привело к началу СВО, то начиная с февраля 2023 года, с появления китайской мирной альтернативы НАТО в украинском вопросе ситуация стала неуклонно меняться. Переход этих позитивных количественных изменений в качественные как раз и зафиксирован двумя эпизодами, которые при доминировании иных тенденций были бы невозможными. Первый – провал швейцарской конференции в Бюргенштоке, который с грохотом обрушил западные планы, создав на их месте вакуум. Второй эпизод – поездки премьер-министра Венгрии Виктора Орбана в Киев и Москву, а также реакция на них в Вашингтоне, Брюсселе и ведущих европейских столицах. Она – полярная, либо в адрес Орбана потрясают кулаками, не сдерживаясь на язык, либо одобряют. Нет ни «нейтральных», ни равнодушных, у всех яркие и однозначные эмоции с противоположными знаками. На успех миссии венгерского лидера указывает прежде всего то, что эти эмоции бушуют на Западе и в подконтрольном ему Киеве, который миссию публично отверг. Но уже сегодня Орбана ждут в европейском правом лагере – Марин Ле Пен, Джорджа Мелони, и там оценки будут иными, как у Трампа, о котором вообще отдельный разговор. Орбан был у него во Флориде в марте, а поехал в Киев и Москву лишь в июле, дождавшись, между этими датами, еще и визита в Будапешт председателя КНР Си Цзиньпина. А также того самого провала той самой конференции в Бюргенштоке и европейского электорального бардака в Великобритании и Франции, который, по слухам, в ближайшие недели может-таки перекинуться и в Германию. Вам не кажется, читатель, что перед нами контуры вполне конкретного проекта, в курсе которого, помимо самого Орбана, еще президент Трамп, председатель Си и президент России Владимир Путин? Не потому ли так замельтешил президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, внезапно ощутивший себя «лишним» на этом «празднике жизни»? Но если так, то это означает только одно: осмыслив «военную» ловушку, куда его завлекали глобалисты, Трамп на ходу скорректировал свои планы на треугольник Киссинджера и нашел возможность его трактовки, промежуточной между приведенными выше вариантами. Не отказываясь от идеи баланса, отменить планы нанести нам «стратегическое поражение»? Однако нужно понимать, что при таком раскладе стратегическое поражение – настоящее, без кавычек, терпит уже глобалистский проект, что повлечет за собой тектонические перемены в мировой политике.
Чем всё в этом раунде Большой игры закончится – пока предсказать трудно, возможны варианты. Но повторим: перетекание стратегической инициативы от глобализма к национальным государствам – налицо. И в том, что так происходит – это главное! – гигантская, первоочередная заслуга Российской армии, наших рядовых, офицеров, генералов, которые в столкновении с военной мощью НАТО не дали слабину, обеспечив последовательный успешный тренд «на земле», на поле боя. Только если «на земле» так, как сложилось и как есть, — только в этом случае появляются варианты и у дипломатии. Не заглядывая далеко вперед – все увидим – именно это мы сегодня вправе и констатировать.
Автор — доктор политических наук, действительный член Академии геополитических проблем
