Что показали полгода СВО?
Отступление ВС РФ на Харьковском направлении и отвод войск на границы вблизи Херсонской и Белгородской областей в сентябрьской фазе Украинской кампании в российских СМИ политкорректно называют «оперативным кризисом», так как информационные войны требуют от журналистов баланса позитива и негатива, с перевесом в сторону позитива. Факт заключается в том, что Харьковская область на 11 сентября 2022 года оставлена войсками РФ полностью. От мест дислокации ВСУ до границы Харьковской и Белгородской областей 15–20 километров, а фронта больше нет, как и до начала СВО.
После трёхсуточного молчания Министерство обороны РФ сделало заявление о том, что имела место «перегруппировка» российских войск, которых перебросили на Донбасс для реализации целей СВО.
Новости партнеров
Однако если задачей СМИ является успокоение общества при внезапно возникшем кризисе управления, то аналитикам необходимо называть вещи своими именами. Между собой у профессионалов принято пользоваться исключительно чистой правдой. А правда требует докапываться до корней любого явления.
Итак, ситуация на Украинском ТВД за полгода боевых действий выявила целый ряд кризисов, вложенных один в другой как матрёшки. До сих пор каждый из них рассматривается по отдельности, без увязки друг с другом и без определения причинной связи между ними. Тогда как мы имеем дело с интерференцией кризисных волн, которые не только взаимно проникают друг в друга, но и взаимно друг друга разгоняют, создавая эффект резонанса. И именно такого резонанса российская государственность может не выдержать. Какие же это кризисы?
1. Кризис идеологии. Перед началом СВО в России не оказалось консолидирующей государственной идеологии, а в обществе сохраняется раскол по идейным позициям. Больше того, многолетние разговоры о необходимости идеологии полностью игнорируются властью, стремящейся к элитному консенсусу.
2. Кризис целей СВО. Они были обозначены так расплывчато, что волна интерпретаций, порождённая политическими колебаниями в ходе первых неудач СВО, породила сначала недоумение, потом разочарование, а потом и раздражение в обществе. Начались попытки сначала толковать цели предельно широко, потом сокращать их число (так Лукашенко назвал денацификацию философией, что восприняли как сигнал от Москвы Западу и Киеву, переданный через посредника), а после и вовсе исключили из медийной повестки.
3. Кризис социального договора элиты и общества. Между ними по самым важным мировоззренческим вопросам обозначился раскол, выражающийся в текущей актуальной повестке конфликта с Западом и СВО. Начался этап перегруппировки сил: в обществе и элитах консолидируются сторонники партии войны и сторонники партии мира, выстраивая новые вертикальные цепочки во внешне сетецентричных коммуникационных структурах. Центр стремительно сужается, теряя политический ресурс, социум радикализируется.
4. Кризис общества. Оно оказалось расколото по кейсу конфликта с Западом и Украиной. Социальный конфликт прошёл через семьи, производственные и научные коллективы, церковные приходы.
5. Конфликт в элитах. Они оказались расколоты по проблеме внешней и внутренней политики России.
Новости партнеров
6. Кризис доверия. Колебания власти, попытки увиливать от прямых обозначений позиции, демагогия чиновников, их саботаж и стремление говорить максимально расплывчато в сочетании с начавшимися на следующий же день после начала СВО попытками вести переговоры с Киевом дали понять обществу, что СВО (особенно на первом её февральском этапе) — это не всерьёз, а лишь ширма для переговоров. Попытка элит выторговать лучшие условия новой сделки.
7. Кризис компетенций. Сразу стал нарастать вал провалов в информационном сопровождении СВО, ошибок военного командования в ряде операций, обнаружилось отсутствие даже при ограниченном количестве участвующего в СВО личного состава нужного числа опытных командиров всех уровней, танковых экипажей, штабных офицеров, архаичная система управления войсками. И самое главное — сопротивление части высшего комсостава требованиям изменений уставов и инструкций в сторону увеличения делегирования полномочий вниз в целях сокращения времени принятия решений.
8. Кризис управления. Это не только неадекватные решения, но и конфликты сторонников «партии мира» и «партии войны» в аппарате управления. Проталкивание разной идеологической повестки в СМИ, в учебных заведениях, на производствах и в органах власти, разных символов доминирования. Неспособность высших эшелонов власти консолидировать средние эшелоны. Мы видим вместо борьбы за подчинение стремление уклониться от конфликта.
9. Кризис экономический. Имеет структурный характер и преодолевается усилиями правительства пока лучше всего. Несмотря на конфликт либерально-глобалистского и государственнического крыльев, экономическая политика пока наиболее адекватна задаче демпфирования негативных последствий вводимых санкций, однако имеет жёсткие пределы для стратегии мобилизации.
10. Кризис социальный. Носит вторичный характер и вызван структурной перестройкой, адаптирующейся к санкциям и временным падением уровня жизни населения.
От кризиса к революции
Перечисленные 10 кризисов — это условность, лишь некоторые из основных видимых линий конфликта в российском обществе. Проблема заключается в том, что за полгода СВО ни один из них не только не был разрешён, но сохранился, усилился, перемешался с другими, и эта совокупность создала новое качество среды. Из конструктивного конфликта он может быстро перерасти в деструктивный.
Общество требует решения, элиты сопротивляются, власти пытаются балансировать, и в итоге нарастает ситуация, когда верхи уже не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому. При этом ни у кого не хватает сил для продавливания перемен, и страна погружается в политический кризис, называемый у Ленина «революционной ситуацией».
Новости партнеров
По его мнению, война в таком состоянии становится катализатором революции, ибо «обостряет выше обычного страдания и бедствия народа». Внешнее вмешательство и внутренний элитный раскол добивают государственность, и спасти её может только сильная власть. Характер и вид этой сильной власти зависят от конкретно-исторических условий каждой страны, но общий алгоритм неизменен.
Почему всё не так, вроде всё как всегда
В экспертном сообществе исследовалось множество причин неудач СВО, таких как поэтапная утрата инициативы, переход к позиционной войне и стабилизация линии фронта. Назывались такие причины, как недостаточность сил и средств, что позволило ВСУ при проведении мобилизации и получении современных высокотехнологичных вооружений от НАТО постепенно выравнивать отставание от ВС РФ, причём настолько, что стала возможной Харьковская наступательная операция.
Называются также устаревшие стратегические и тактические подходы ВС РФ к военным действиям, когда артиллерия, не имеющая современных средств координации с разведывательными платформами и системами целеуказания, вынуждена вести огонь по неуточнённым целям или с задержкой во времени между поступлением данных и командой на открытие огня.
Отстававшие в феврале от ВС РФ украинские системы управления артиллерией к сентябрю с помощью США превратились в высокомобильные эффективные средства поражения. Сейчас промежуток времени от целеуказания до поражения составляет в ВСУ 20-30 секунд, а в ВС РФ — 4-6 часов. То есть на момент открытия огня цели уже успевают исчезнуть. Нехватка в российской армии БПЛА, от уровня батальона до взвода, влечёт за собой наступление вслепую, потерю времени и личного состава.
При этом весь период СВО волонтёрская помощь в поставках амуниции сталкивается с неустранимой проблемой торможения на таможне в Ростове-на-Дону и Крыму. Дискуссия об этом привела к некоторым переменам: было увеличено число пропускных пунктов. Но по-прежнему БПЛА, оптика и прочие продукты двойного назначения встречаются на границах как экспорт, а их дефицит ведёт к людским потерям, потере времени и темпов наступления.
Выяснилось, что в России не подготовлены к управлению освобождёнными территориями. Войскам некому передавать управление. ВГА были созданы только через месяц, причём они создавались наспех, туда привлекались не успевшие пройти качественную подготовку специалисты. Не были решены и вопросы безопасности сотрудников ВГА, что привело к убийствам некоторых из них террористами украинских ДРГ.
Накопление сбоев, проблем и потерь при скудости результатов, которые в СМИ стали темой острых споров (считать это неудачей или успехом), тоже не добавило единства в обществе.
И если после отступления из-под Гостомеля, Киева, Чернигова, Сум, катастрофы в Буче, потопления крейсера «Москва», сепаратных сделок вокруг обменов пленных полка «Азов» и слухов о сделках в процессе их пленения негатив можно было купировать, не ставя под вопрос оправданность стратегии СВО, то после обрушения Харьковского фронта, когда за 10 дней оказалось потеряно 60% ранее отвоёванной территории, уклониться от критики этой стратегии уже невозможно.
Что это — глупость или измена?
Возникает вопрос: почему формат СВО до сих пор всеми силами отстаивается властью в его принятом в феврале виде. Ведь если стало ясно, что небольшой экспедиционный корпус не сможет выполнить запланированные задачи, почему немедленно не было принято решение о наращивании войск при наступлении в соответствии со стратегией СВО?
До сих пор этот вопрос обсуждается в российских СМИ особенно горячо. От требования пополнений перешли к требованию мобилизации. Если изначально стратегия расконцентрации сил (десанты под Киевом, под Черниговом и Сумами в сочетании с лобовыми атаками укрепрайонов типа Авдеевки в Донбассе) подвергалась критике, то после оставления этих районов логика концентрации стала очевидной.
При этом от понимания недостаточности формата СВО постепенно перешли к требованию формата полноценной войны на поражение противника всеми силами и средствами — пока исключая только ядерные. Общество требует ударов по коммуникациям в стратегическом тылу Украины и атаки центров принятия решений.
Что общего между Россией и кайзеровской Германией?
Исторической аналогией можно назвать только ситуацию периода начала Первой мировой войны. Там Германия после того, как она объявила войну России, сразу после этого ушла в оборону на полгода. Только через шесть месяцев между позициями Германии и России начались первые боестолкновения, со временем набравшие силу. Это беспрецедентное явление в истории: объявить войну — и вместо наступления перейти к обороне.
Историки долгое время оставляли в тени роль Англии в разжигании Первой мировой войны, исключительным агрессором рисуя Германию. Такая трактовка была следствием попыток советского руководства не ставить под вопрос союзничество с Англией во Второй мировой войне. Этого требовала логика пропаганды, противопоставлявшая союзнический период Второй мировой войны периоду холодной войны.
Однако факт — то, что в 1914 году Германия не хотела войны с Россией и вынужденно пошла как на её объявление после убийства в Сараеве, так и на начало реальных военных действий. Германия была соперником и противником России, но сценарий войны кайзер Вильгельм явно считал самым нежелательным, при этом мир после убийства Фердинанда в Сараеве также был невозможен.
Россия и Путин точно так же не хотели войны с Украиной, не хотели её эскалации по всем параметрам и полгода делали всё возможное, чтобы удержать её в рамках СВО. Это стало явным минимальным пределом стратегии Москвы, и именно потому Лондон первым решил форсировать войну, запретив Зеленскому всякие переговоры. Англия в отношении России повторила свой политический ход в отношении Германии 1914 года. Уклоняющемуся от войны геополитическому врагу надо не позволить от этой войны уклониться.
Так кому же нужна мобилизация в России?
Теперь перед Россией возникает необходимость пересмотра прежней стратегии — именно к этому её подталкивает Лондон и Вашингтон вслед за ним. Да-да, как бы это ни казалось парадоксальным, в мобилизации в России со всеми вытекающими последствиями сейчас сильнее всего заинтересованы Англия и США.
Почему именно они, и почему Москва всеми силами от неё уклоняется? Ведь именно уклонение российской власти от мобилизации в последнее время подвергается жёсткой критике с позиции «что это — глупость или измена», с преимущественным склонением ко второму термину. Дело в том, что мобилизация России действительно критически нужна, но её начало означало бы резкое обострение внутренних противоречий. Отсутствие мобилизации на данном этапе влечёт опасность поражения в войне и краха государственности. Ультрапатриоты, которых ещё называют «партией войны до победного конца», убеждены: нынешние российские элиты не пойдут на мобилизацию никогда и тем самым поставят Россию на грань того самого военного поражения — с последующим сносом этих элит.
Превратим войну империалистическую в войну гражданскую?
Некоторые «рассерженные патриоты» считают: мобилизация нужна, но принципиально невозможна в России в условиях существующего политического режима, являющегося компромиссом разных групп финансово-промышленного капитала. Ведь приватизация сделала постсоветские элиты хозяевами не министерств и главков, не компаний и комбинатов, а главное — недр, где хранятся самые крупные запасы большинства полезных ископаемых. Даже если по Конституции они и принадлежат народу.
Следовательно, ультрапатриоты встают — не по своей воле — перед выбором: как с водой не выплеснуть и ребёнка? Как сочетать возможное военное поражение как повод для сноса старых компрадорских элит с одновременным сохранением государственности от распада? Они не видят решения. Отсутствие ответа на этот вопрос удерживает государственников от действий, к которым их подталкивают на Западе: начните снос режима, а «заграница вам поможет».
Нужна ли победа над Западом владельцам российских недр?
Некоторые эксперты подчёркивают, что нежелание делиться недрами с другими республиками и было главным мотивом приватизационной элиты развалить СССР и всеми силами препятствовать его возрождению: никто не хотел и не хочет делиться недрами с соседями. Аналогично и соседи относятся к развалу СССР — они категорически против объединения с Россией именно потому, что не желают делиться собственностью на недра.
Если рассмотреть через призму этих интересов перспективы отношений России, Запада и Украины, то ясно: российские элиты — хозяева недр — не хотят войны с Западом, являющимся гарантом сохранности их капиталов. Они рассматривают конфликт как временный эксцесс и именно поэтому постоянно говорят о переговорах. Они ещё готовы, кривясь, принять СВО. Но что для этой «партии мира» означает мобилизация?
Это не просто дополнительные затраты. В бюджете денег нет. И где их брать? Естественно — от них, от хозяев недр. Им банально жаль денег?
Нет, деньги они бы дали, если бы всё свелось к ним. Но за этот конец только потяни, и полезет весь клубок нашего сырьевого капитализма. Для пополнения бюджета придётся пойти на усиление централизации власти, а за ней легко маячит и национализация. Ведь придётся поменять бюджетный процесс. Придётся поменять финансовую систему.
Придётся давить политическое сопротивление. Ужесточать власть до разной степени мягкости. Ослабеет слой собственников недр, усилится слой распределяющих бюджет и определяющих идеологию как обоснование для национализации. Кто делит деньги, того и власть. Кто это охраняет, того и власть. Кто защищает это идеологически, того и власть.
А ещё власть перетечёт в науку и в ОПК. Там мобилизация потребует планирования. Возникает призрак демонтажа горбачёвско-гайдаро-чубайсовского наследия — бенефициаров приватизации недр отодвинут сначала от власти. Потом и от собственности. Причём едва начав это делать, придётся не останавливаться, а делать всё. Иначе — поражение и смерть.
Куда в этом мире деваться нынешним хозяевам недр России? На Западе им уже не рады. В России мобилизация вышвырнет их за все двери и борта. Им, получается, нет места на этом свете. И они способны развязать гражданскую войну, стремясь не допустить мобилизации.
Возможны ли варианты?
Вышеприведённый сценарий — это сценарий левоцентристской мобилизации. Но возможен и правоцентристский. Вместо условного Сталина приходит условный Пиночет. Это вариант, когда собственники недр берут процесс в свои руки. Временная национализация не заходит далеко, не касается главных семей, проводится под политическим контролем неких теневых структур, а потом всё откатывается в либеральную модель с возвращением свобод, приватизацией и укреплением монополии бенефициаров.
Однако такая модель мобилизации требует высокой степени консолидированности и организованности класса хозяев недр, которой в реальности в России нет. Есть также риск более сильной игры внешних сил. Есть и риск чрезмерного усиления спецслужб.
Одновременно правоцентристская мобилизация несёт в себе риски срыва в левоцентристскую. Паллиативный вариант — это уже вопрос зрелости правящего класса и его политической воли, ибо политическая модель в данном случае — левая экономика при правой политике. Эти формы уже применялись в прошлом, и сейчас снова приходит их время. Им нужно придумать лишь новое название.
Других выходов из системного кризиса капитализма не существует. А мир сейчас именно в таком кризисе. И выходить из него таким образом будут все бывшие либеральные страны. Кстати, именно такую модель строит сейчас Китай, только там это называется «социализм с китайской спецификой».
Сейчас объявление в России полной мобилизации равно революции, заказчиком которой не может выступить класс наших хозяев недр, ибо его капиталам пока нет альтернативного приложения. Как отмечает академик С. Глазьев, шестой технологический уклад ещё не наступил. Именно тогда, когда он наступит, появятся отрасли, куда старый капитал может перетечь без страха исчезнуть. Сейчас старый капитал не имеет таких альтернатив и, следовательно, будет защищать свои старые ниши любым способом.
Тот, кто объявит такую мобилизацию, бросит ему экзистенциальный вызов. Предложить владельцам старых капиталов пока нечего. Оставаться в старых нишах для них уже смертельно опасно. Задача Путина — найти такое предложение, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Если такое решение будет найдено, стратегия России (а точнее, стратегия её правящего класса владельцев недр) по Украине изменится. Мобилизация для сырьевого капитала станет не средством погибели, а средством спасения.
Пока же они не получили предложения, от которого не смогли бы отказаться. Они находятся в состоянии паники, потому что на них давят не только с Запада, но и из России — другие элитные группы из состава секторов обрабатывающей промышленности, торговли, агропрома, армии, разведывательного сообщества, информационного сектора.
Сейчас этой части элиты уже есть что терять в России, и они не желают быть растерзанными в случае, не дай Бог, военного поражения. Поэтому им нужна мобилизация как смена стратегии, и они готовы выступить гарантами для её инициаторов. Вот почему они поднимают вопрос смены стратегии, означающий начало мобилизации в России. Причём речь идёт о мобилизации материальных, финансовых, людских, управленческих и иных ресурсов.
В этой ситуации Президент пытается найти компромиссные решения для основных групп влияния. Но времени для нахождения ответа катастрофически мало.
