Советская разведка еще во времена Андропова подозревала, что в высшее руководство СССР пробрался агент влияния Запада. Кем был этот человек, какими идеями руководствовался, как повлиял на Михаила Горбачева и почему ни Андропов, ни Крючков, ни созданная КГБ особая структура разведки не смогли его нейтрализовать?
15 августа 1991 года, ровно 30 лет назад, бюро президиума Центральной контрольной комиссии (ЦКК) КПСС — верховный дисциплинарный орган партии — признало взгляды и действия Александра Яковлева, главного «прораба перестройки», несовместимыми с пребыванием в партии. Этим фактически запускалась процедура исключения ближайшего соратника Горбачёва из партии. Впрочем, он всех опередил и на следующий день сам подал заявление о выходе из партии. Тем более, что он уже создавал собственную партию — Движение демократических реформ. До запрета КПСС и краха СССР в целом оставалось всего несколько месяцев.
Новости партнеров
Несмотря на то, что действия ЦКК носили чисто ритуальный характер и на реальный расклад сил и в партии, и в в целом в стране не влияли, событие стало знаковым. ЦКК рассматривал только «идеологическую проблему» — взгляды и действия Александра Яковлева. Но в воздухе уже давно висел вопрос: имел ли бывший секретарь ЦК, лучший друг Горбачёва и фактически автор всех основных «перестроечных» тезисов, а также главный их защитник и проводник какие-либо несанкционированные отношения с Западом? В частности, с западными спецслужбами или политиками?
Записка Крючкова
Многие считают, что обвинения в адрес Яковлева в связях с западными разведками не более чем конспирологическая байка противников перестройки и демократизации. Все эти слухи якобы распространяются исключительно охранителями с целью дискредитировать главного борца за свободу и демократию внутри аппарата ЦК КПСС. Впоследствии Яковлев сам обращался в Генпрокуратуру РФ с целью произвести расследование с привлечением материалов СВР.
Формально прокурорские это расследование провели. Его результаты опубликованы не были, а по словам самого Яковлева обвинения в его адрес не нашли подтверждения. Однако ещё в процессе расследования прокуроры сетовали, что их на пушечный выстрел не пускают в архив СВР. Вполне логично — не хотят светить источники. А без этого никакое реальное расследование невозможно.
Важнейшим источником шума вокруг фигуры Александра Николаевича Яковлева был председатель КГБ Владимир Крючков. Он передал Михаилу Горбачёву докладную записку с перечнем «агентов влияния» Запада, находящихся в ближайшем окружении генерального секретаря ЦК КПСС и президента СССР. И хотя конкретные имена никогда обнародованы не были, слух об этом быстро распространился по Москве.
Событие беспрецедентное, но в те времена воспринималось оно демократически настроенной общественностью только лишь как ещё факт, подтверждающий консервативность КГБ и противодействия «антиперестроичных сил» могучей поступи демократизации и гласности. Крючков, мол, может что угодно сфабриковать. Общественность Яковлева тогда чуть ли не руках носила.
На самом деле всё это «придумал» не Владимир Крючков в 1989 году. Впервые бумаги на посла СССР в Канаде Александра Яковлева принёс ещё Брежневу Андропов.
Новости партнеров
Ссылка в Канаду
В поле зрения КГБ посол Яковлев попал случайно. В Оттаву он был сослан после скандала в 1972 году с его статьёй «Против антиисторизма» в «Литературной газете». В ней Яковлев с как бы марксистских позиций подверг резкой критике «проявления национализма» в советской литературе.
В целом статья и.о. руководителя отдела идеологии ЦК КПСС укладывалась в рамки общей кампании в стране против национализма. Но написана она была так, что критике в основном подвергалась русская литература, так называемое «почвенническое» течение. Досталось там, конечно, и литовцам, и грузинам, но основной удар наносился по «русскому духу», который, по мнению Яковлева, то ли вовсе не существует, то ли представляет из себя что-то отжившее и архаичное. Не соответствующее марксистскому «принципу историзма» в литературе.
Волну возмущения возглавил Михаил Шолохов, который обладал достаточным аппаратным весом, чтобы довести дело до обсуждения на Секретариате ЦК, а затем и даже на Политбюро. Кроме того, есть основания полагать, что в самом ЦК к началу 1970 годов сформировалась некая группа, исподволь поддерживавшая взрывной рост русского национального самосознания. Вновь пошли разговоры о формировании российской партии в рамках РСФСР и более справедливого для русских регионов перераспределения бюджета. Писатели-«почвенники» озвучивали всё это литературными средствами и отчасти сами формировали «новую русскую идеологию». Потому и попали под удар западника Яковлева.
По результатам дискуссии Александр Яковлев был отстранён от работы в ЦК и на 10 лет отправлен послом в Канаду.
Создание «Фирмы»
Почти в это же время на встречу с главой КГБ Андроповым напросился бывший «сталинский» начальник разведки, бывший начальник Высшей школы КГБ Евгений Питовранов. С 1966 генерал-лейтенант Питовранов находился в действующем резерве и возглавлял Торгово-промышленную палату СССР. Формально он числился консультантом Бобкова, но к реальной работе его не пускали.
Такое положение дел деятельного ветерана оскорбляло. Он развернул целую кампанию по своему возвращению в разведку по всем законам жанра классического царедворца. Чуть ли не раз в два дня в разговоре с Андроповым кто-нибудь известный и уважаемый как бы случайно упоминал о том, что у Питовранова есть какие-то хорошие идеи, ты б прислушался к нему. Или: помнишь Питовранова, ты с ним в Карелии работал? Он там придумал что-то интересное.
Новости партнеров
В конце концов, Андропов вызвал Питовранова на конспиративную квартиру в районе Сретенки. Возглавив КГБ, Андропов был крайне озабочен проблемой достоверности данных. Он хотел точно знать, что агентура его не обманывает, потому постоянно требовал перепроверки разведданных. Эта паранойя пришла, видимо, от товарища Сталина и от печальной истории с разведанными о начале войны с Германией. В конце концов, Андропов пришёл к выводу, что ему требуется некая «личная» разведка, формально не входящая в ПГУ КГБ и обладающая альтернативной агентурной сетью.
Питовранов подхватил идею на лету. Он предложил Андропову создать разветвлённую разведывательную сеть, опираясь на возглавляемую им Торгово-промышленную палату. В неё предлагалось завербовать работников Внешторга (министр Патоличев был не против, его даже радовало «укрепление кадрами» своего ведомства), а также отставников разведки и сотрудников профильных НИИ. Основной целью становились западные бизнесмены, заинтересованные в работе с СССР, учёные и государственные деятели. Вся эта сеть замыкалась лично на Евгения Питовранова, а тот в свою очередь отчитывался только Андропову. Ещё одним посвящённым на начальном этапе становился Калгин. Назвали операцию незамысловато: «Фирма».
Все остались довольны. Андропов получил свою личную разведку, а Питовранов надеялся вернуть себе высокую должность в КГБ. Но Андропов, кстати, на работу его не вернул. За всё время существования «Фирмы» Питовранов так и не стал её формальным руководителем. Даже специальный отдел в структуре ПГУ, который назвали в его честь (отдел «П») на деле административно ему не подчинялся, а во главе его стоял кадровый офицер КГБ. Питовранов так до конца жизни и остался ветераном-отставником, что его очень злило.
Это важная деталь, частично объясняющая последующий крах «Фирмы». Андропов периодически звал его на дачу с последующим поеданием раков и пением русских народных песен, пролоббировал награждение Питовранова орденом Ленина, приглашал на праздничные мероприятия, но в штат КГБ не возвращал. При этом за период работы «Фирмы» Питовранов выезжал в заграничные командировки почти 200 раз, но исключительно как глава Торгово-промышленной палаты СССР или как частное лицо.
Сначала появилась информация о том, что посол в Канаде Александр Николаевич Яковлев живёт сильно не по средствам. Поскольку речь шла о члене ЦК и бывшем подчинённом Суслова, Андропов поручил расследовать его жизнь в Канаде не внешней контрразведке ПГУ, а «Фирме». Быстро выяснилось, что расходы Яковлева превышают не только его зарплату, но и вообще всю сумму, которая выделяется на представительские расходы посольства. Происхождении дорогих вещей он объяснял незамысловато: подарок.
При прочих равных это можно было посчитать неразборчивостью и небольшим административным правонарушением. Выговором по партийной линии Яковлева было уже не напугать. Но тут агент «Фирмы» получает от своего высокопоставленного источника в США сообщением о том, что ЦРУ находится на связи с российским послом в Канаде. И началось всё это ещё в Колумбийском университете.
Антикоммунизм Яковлева
Тут надо оговориться: речи не идёт о том, что советский посол передавал американской разведке какие-то государственные секреты, то есть подпадал под статью «смерть шпионам». Если такая информация и была, то располагать ей могли только Андропов и Питовранов. Да и Крючков позднее оперировал только понятием «агент влияния». То есть Яковлев находился под влиянием неких идей и теорий, которые старался перенести на советскую почву. Идей и теорий, сильно ускоривших разрушение государства, которому Яковлев был назначен служить.
Научным руководителем Яковлева во время его стажировки в Колумбийском университете в США в 1958-1959 годах был знаменитый профессор Дэвид Трумен. Идеи Трумена, воспринятые Яковлевым, выходили далеко за рамки привычного западного антикоммунизма. Хотя именно антикоммунизм стал затем составной частью идеологии Александра Яковлева, которую он открыто провозглашал.
С практической позиции Яковлев утверждал, что марксизм себя дискредитировал, реформировать КПСС не представляется возможным, а основные структуры советской власти нужно просто разрушить. На словах это выглядело привлекательно: пресловутый «плюрализм», то есть многоукладность и многопартийность (а лучше двухпартийность) политики, а также «гласность». У Трумена это всё называлось «теорией заинтересованных групп», согласно которой государство управляется некими группами, взаимодействие между которыми должно быть определено «правилами игры», которые все добровольно соблюдают.
Но в реальной жизни это означало не только уничтожение советской системы государственного и экономического устройства, а разрушение самого уклада жизни. Александр Николаевич Яковлев воспроизводил все эти идеи в СССР в концентрированной форме от глагола «разрушить». Его теория и практика не предусматривала поступательного реформирования, ибо страну и советскую власть, по его мнению, реформировать было невозможно. Их надо было просто уничтожить, а затем строить светлое государство будущего, отталкиваясь от теории регулируемых «заинтересованных групп».
Это уже не был антикоммунизм. Антикоммунизм лишь начальная часть этих разрушений. Например, «теория покаяния»,по которой необходимо отрекаться от прошлого, чтобы построить демократию. Она же «новое мышление», ещё одно слово из горбачёвского словаря, то есть переориентация внешней политики на западные государства без учёта собственных национальных интересов.
Все эти красиво звучавшие для интеллигенции идеи повлекли за собой сознательное разрушение каркаса государства. А на его замену не предлагалось ничего, кроме «теории управляемых групп». Кроме того, идеи, которые Яковлев вкладывал в Михаила Горбачёва, вообще не предусматривали какой-либо национальной самобытности СССР или России, как его стержня. Это были в чистом виде «общечеловеческие ценности» и общемировое «демократическое устройство», то есть вульгарный перенос американской политической модели на российскую почву (пусть страна и называлась тогда СССР).
Во многом здесь могла сказаться застарелая неприязнь Александра Яковлева к «русской идее», с полемики с которой и началось его «изгнание» в Канаду. То есть, проще говоря, некритично и даже где-то фанатично понятые идеи радикального политического либерализма, пересённые Яковлевым на советскую\российскую почву, привели просто к гибели государства как такового. Если в этом и был план по развалу СССР, то он удался.
Андропов подготовил записку для Брежнева о Яковлеве и лично повёз её генеральному секретарю. А Брежнев ему не поверил, решив, что между главой КГБ и Яковлевым какая-то личная неприязнь. «Среди членов ЦК предателей быть не может» — написал Брежнев на записке Андропова. Вернувшись в здание КГБ, Андропов порвал написанную в одном экземпляре записку на глазах своего первого зама Виктора Чебрикова.
Во второй раз история почти в деталях повторилась в конце 1980-х годов. Уже другой председатель КГБ, Владимир Крючков принёс аналогичную бумагу другому генеральному секретарю, Горбачёву. Цитата из более позднего интервью Крючкова: «Однако он был членом Политбюро, и мы не имели права перепроверять эту буквально ошеломляющую информацию. Тогда я пошёл к Горбачеву. Объяснился с ним по этому поводу. «Да-а-а… — протянул Горбачев, — что же делать? Неужели это опять Колумбийский университет? Да-а-а… Нехорошо это. Нехорошо».
И всё. Конец беседы. При этом в изначальной записке Крючкова говорилось о «несанкционированных контактах» с представителями западных спецслужб и о том, что они, эти контакты, «участились». То есть, речь шла не только о делах стародавних, времён Колумбийского университета и Канады, а о событиях второй половины 1980-х годов. Термин «агент влияния» появился уже в другой записке Крючкова, в которой список фамилий был больше, чем один.
Крах Питовранова
Питовранов добился для своей «Фирмы» (она же отдел «П») отдельного бюджета и самостоятельной системы связи за рубежом, не входящей в общую систему КГБ. Надо сказать, что «Фирма» поставляла высококлассную информацию, правда, в основном общеэкономического свойства. Очень хорошо это работало в США, Японии и Франции. Например, отправляясь с визитом в Париж, Леонид Брежнев точно знал, что именно у него французы будут просить и до какой точки стоит торговаться. В Японии удавалось регулярно закупать технологии, которые не подлежали продаже в СССР по американскому санкционному списку. Питовранов неоднократно лично выезжал в Японию и даже распорядился поднять архивное дело Зорге, чтобы понять, есть ли там какие-то интересные приёмы для работы с японцами.
Правда, говорят, что активность в Японии для Питовранова была личным делом. Во время одной из своих поездок в Токио как главы ТПП Питовранов поехал возложить венки на могилу Зорге. Его сопровождали несколько сотрудников японской спецслужбы. Этакие самураи в тёмных костюмах и очках. И во время торжественной церемонии один из японцев на чистом русском произнёс: «Так будет с каждым, кто осмелится шпионить в Японии». Вернувшись в Москву, Питовранов распорядился перевернуть эту страну вверх дном. На многие годы японская политика и экономика стали для Андропова открытой книгой.
Хуже дела шли в Великобритании и ФРГ. Причём в Германии по довольно анекдотичной причине. Человек, посланный в ФРГ от «Фирмы», прекрасно знал немецкий язык, но учился у преподавательницы-еврейки, в результате чего его немецкий приобрёл неубиваемый акцент, похожий на идиш. Немцы не могли понять, что ж это за такой странный русский и сторонились его.
Из Германии и пришла беда. Новый начальник разведки Крючков недолюбливал Питовранова, хотя уважал и охотно пользовался его информацией. Но наличие некой параллельной разведки, не подконтрольной ПГУ, его закономерно раздражало. Кроме того, при Андропове Питовранов — формально всего лишь глава ТПП и отставник — приобрёл такой вес, что стал самостоятельно играть в политические игры внутри СССР. В частности, есть данные, что он настойчиво подталкивал Андропова к прижизненному смещению Брежнева с поста генерального секретаря. Это уже был перебор.
В конце концов, Крючков проллобировал назначение заместителем отдела «П» уже после смерти Андропова молодого кадрового офицера ПГУ Леонида Кутергина. Более того, Кутергин стал парторгом отдела. У него была хорошая репутация, поскольку на его счёту уже имелся завербованный гражданин США, а это высоко ценилось. И за него просил не только Крючков, что в свете последующих событий весьма важная деталь.
В 1983 году разведка получила информацию, что в Москве, «в кругах, близких к Внешторгу», работает агент одной из западных спецслужб. Единственное, что было о нём известно, — склонность к гомосексуализму, на чём его и завербовали.
Появление такой информации означает аврал. Спешно стали искать «крота». Не нашли, но под руку попался какой-то сотрудник Внешторга, который контрабандно возил за границу «передачки» родственникам своей любовницы. Он ни разу не подходил под описание «крота», никакого отношения к нетрадиционной ориентации не имел, но был объявлен крайним и с треском уволен. Но вся эта лихорадочная деятельность переполошила настоящего «крота».
Летом 1984 года парторг отдела «П» Леонид Кутергин — приятный, но несколько странный мужчина, с копной волос «а ля Анджела Дэвис» (он категорически отказывался стричься «как положено») и повадками менекенщика выехал в служебную командировку в Швейцарию и пропал. Швейцарская полиция нашла его одежду на берегу какого-то водоёма и решила, что он утонул. Тело искать не стали. И через некоторое время это тело, живое и здоровое, объявилось в Бонне в должности советника западногерманской разведки, БНД.
Это был локальный апокалипсис. До такой степени конец света, что бегство Кутергина на десятилетие было засекречено куда более серьёзно, чем истории всяких Резунов и Гордиевских. Расследование выяснило, что проходя ещё в молодости стажировку в ГДР, Кутергин жил в общежитии с каким-то дружественным арабом, который в свою очередь был агентом БНД. Этот араб совратил Кутергина в прямом и переносном смыслах. Получалось, что несколько лет на ключевой должности в отделе «П» работал германский агент. Через него проходили чуть ли не все документы «Фирмы». А ведь эти документы ложились на стол генеральным секретарям.
Отдел «П» («Фирму») расформировали в 1985 году по окончании расследования, и КГБ разорвал всякие отношения с Евгением Питоврановым.
Лично ему поставили в вину два эпизода. Во-первых, однажды один офицер застал Кутергина роющимся в его секретных бумагах на столе. Офицер доложил Питовранову, но тот отмахнулся. Кутергин ему по-человечески нравился. Он умел открыто и прилюдно льстить Питовранову, а тот, всё ещё обиженный тем, что его официально не возвращают в штат КГБ из «ссылки» в ТПП, нуждался в такой лести. Во-вторых, после появления в «Фирме» Кутергина многие западные агенты из числа бизнесменов стали жаловаться, что их карьерный рост остановился, им не дают участвовать в выгодных сделках и всё тому подобное. Косвенно это указывало на наличие утечки информации. Но и тут Питовранов тоже отмахнулся.
Частично оказалась скомпрометирована и общая информация, исходившая от «Фирмы». В том числе и материалы по Александру Яковлеву. А в горбачёвские времена любая информация по закадычным друзьям генсека и вовсе торпедировалась. Крючкову уже просто ничего не оставалось как писать Горбачёву официальные бумаги на Яковлева и прочих, отлично понимая, что результата не будет.
Генерал Бобков позднее говорил: «Опоздали с разоблачением Яковлева не мы. Это наш председатель (оказавшийся, между прочим, во главе КГБ благодаря Горбачёву) проявил нерешительность, попытавшись уладить всё кулуарным способом, вместо того чтобы задолго до августа 1991 года обнародовать материалы разведки, предупреждавшие общество о подготовке Соединёнными Штатами развала СССР через группу Яковлева».
Бобков дружил с Питоврановым ещё со времён «работы по советской интеллигенции», и он всегда был предвзят и субъективен в своих оценках. Но это тот случай, когда он, похоже, был прав.
