2023 год прошел под знаком невиданного расцвета беспилотных летательных аппаратов (БПЛА), однако одна из разновидностей этих устройств теперь подвергается экспертами большой критике. Возникли сомнения в том, что аппараты данного класса вообще могут быть полезны на поле боя. О каких БПЛА идет речь и насколько обоснована эта критика?
С 2024 года в России в полную силу заработает нацпроект «Беспилотные авиационные системы». Он должен стать основным управленческим механизмом реализации стратегии развития отечественных БПЛА, которую летом минувшего года утвердило правительство. Согласно документу, в течение ближайших шести лет в стране должна появиться новая отрасль экономики, связанная с созданием и использованием дронов.
Новости партнеров
Ранее президент России Владимир Путин на расширенном заседании Минобороны заявил о необходимости наращивания производства БПЛА. «Предстоит серьезно увеличить выпуск и поставки высокоточных снарядов, беспилотников разных типов. Знаю, что изменения происходят, они происходят достаточно быстро, я еще об этом скажу, но все-таки нужно над этим работать, нужно закреплять эту тенденцию», – цитирует главу государства сайт Кремля.
«Важно и дальше наращивать поставки наиболее востребованных образцов, как я уже говорил, в том числе формировать именно серийную линейку беспилотных летательных аппаратов – от тяжелых ударных и сверхмалых аппаратов», – сказал президент. Также российский лидер отметил необходимость привлечения к разработкам и производству БПЛА высокотехнологичного бизнеса и инжиниринговых проектных компаний.
Опыт спецоперации показал – дроны являются неотъемлемой частью современных боевых действий. Они могут не только выполнять разведку вглубь территории противника, но и наносить существенный урон личному составу противоборствующей стороны, уничтожать технику и даже авиацию.
В силу того, что беспилотная авиация – молодое направление в военном деле, общепринятой международной классификации аппаратов еще нет. Однако все дроны можно условно разделить на несколько категорий. Чаще других в медиапространстве встречаются сообщения об использовании FPV-дронов.
Это относительно небольшие квадрокоптеры, которыми бойцы могут управлять в режиме реального времени при помощи специального планшета или VR-очков. Такие аппараты принято называть также дронами-камикадзе. Зачастую они используются единожды, чтобы нанести поражение небольшой цели. Однако нередко бывали случаи, когда в СВО их использовали для разведки на небольшие расстояния.
Более крупные машины, например, «Орлан», способны нести уже серьезную боевую нагрузку – до 3 кг. «Орлан» развивает скорость 70–150 км/ч и может держаться в воздухе до десяти часов. Однако наиболее известными в рамках спецоперации стали «Ланцеты», которые западными странами уже были возведены в ранг «лучшего российского оружия» и признаны большой проблемой для ВСУ.
Но есть еще один класс беспилотников, который в экспертной среде вызывает наибольшие споры. Это тяжелые БПЛА. К ним условно можно отнести такие российские аппараты, как «Форпост-Р» и «Иноходец», который также известен под заводским наименованием «Орион».
Новости партнеров
Одни аналитики указывают на утрату этими аппаратами актуальности в рамках СВО. Но другие уверены в растущей актуальности тяжелых дронов. И несмотря на разногласия, эксперты сходятся в одном – забрасывать производство тяжелых дронов категорически нельзя, особенно учитывая потенциальные военные конфликты, в которых может потребоваться участие России.
«Говоря о тяжелых беспилотниках, я, опираясь на наиболее используемую за рубежом классификацию, подразумеваю аппараты двух категорий. Первая из них – средневысотные машины большой продолжительности полета, а вторая – высотные БПЛА большой продолжительности полета», – говорит отраслевой специалист Денис Федутинов.
«Помимо высокой продолжительности полета, которая у некоторых моделей может превышать 24 часа, они способны нести существенную целевую нагрузку, в состав которой входят как разведывательные средства – многоканальные оптикоэлектронные системы, позволяющие работать днем и ночью с больших дистанций, лазерные дальномеры и целеуказатели, радиолокационные средства, аппаратуру радиоэлектронной и радиотехнической разведки, так и ударные средства в виде ракетных и бомбовых авиационных средств поражения различного типа и мощности», – детализирует эксперт.
«Наиболее яркими представителями упомянутых категорий являются американские аппараты Predator, Gray Eagle и Reaper. Они широко применялись военными и специальными структурами самих США и союзниками Америки в вооруженных конфликтах последних десятилетий, включая Афганистан и Ирак, а также в антитеррористических действиях», – приводит пример аналитик.
«Из тех беспилотников, которые сейчас применяются в зоне спецоперации, мы можем назвать российские «Форпост-Р» и «Иноходец», который также известен под заводским названием «Орион». А в перспективе надеемся увидеть здесь и более тяжелый «Альтиус», также известный как «Альтаир». В распоряжении противоборствующей стороны есть машины, по своей размерности находящиеся примерно между «Форпостом» и «Иноходцем» – это приобретенные у Турции Bayraktar TB2», – объясняет Федутинов.
В начальный период СВО на подобные аппараты с обеих сторон возлагались большие надежды.
«Созданный не без участия маркетинговых структур американских и турецких компаний позитивный имидж этих беспилотников серьезно повлиял на связанные с ними ожидания», – считает он. Но специалист уточняет – уже тогда ряд экспертов сомневались в эффективности тяжелых дронов конкретно в рамках спецоперации. «Они медленные, неманевренные, а также в силу своих массогабаритных характеристик довольно заметны для средств ПВО», – поясняет аналитик.
Эксперт уверен – опыт СВО подтвердил правильность этой точки зрения. «Тяжелые беспилотники не смогли реализовать в ходе СВО свой потенциал и оказать заметное воздействие на ход боевых действий. Много аппаратов было сбито, оставшиеся задействуются крайне мало», – объясняет он свою позицию.
Новости партнеров
«Если мы допускаем, что в перспективе нашим геополитическим, а возможно, и военным соперником являются США или Европа, действующие прямо или через своих прокси, нам нужны существенные корректировки в сфере разработки и использования БПЛА. Для эффективного применения в условиях противодействия нужны другие беспилотники. Это могут быть аппараты, использующие технологии снижения заметности, или технологии, использующие групповое взаимодействие в составе беспилотных систем или смешанных пилотируемых и беспилотных летательных аппаратов», – предлагает Федутинов. Вместе с тем он настаивает –
не стоит списывать со счетов подобные дроны, поскольку они могут даже в нынешнем виде быть эффективны в случае конфликтов, аналогичных ливийскому или сирийскому.
«И даже в условиях, близких к тем, которые мы наблюдаем в рамках СВО, для них сохраняется ряд функций», – уверен собеседник. «Так, они могут проводить разведку, находясь вне воздушного пространства, контролируемого противником. Те же США активно используют свои тяжелые беспилотники Global Hawk и даже Reaper в полетах в международном воздушном пространстве, собирая разведданные на пару сотен километров вглубь нашей территории», – говорит аналитик.
«Применение в перспективе тех же высотных «Альтиусов» или других близких к ним по возможностям аппаратов для того, чтобы заглянуть на существенную глубину территории противника, собирая информацию по наземным целям, было бы весьма полезным дополнением», – рассуждает эксперт.
Аналитик допускает, что тяжелые дроны могут быть оснащены радиолокационными средствами обнаружения и наблюдения, способных фиксировать воздушные цели. «Кроме того, те бомбы с комплектами УМПК, которые сейчас сбрасываются с пилотируемых самолетов, вполне могут в дальнейшем применяться и с подобных дронов. В конечном счете в случае неудачи лучше потерять дрон, пусть и высокотехнологичный, чем пилота», – акцентирует спикер.
«Ну и в дополнение скажу, что тяжелые БПЛА, действующие высокоточным оружием с больших высот, получат возможность применения на тех участках фронта, где будут выбиты средства ПВО противника. Образовавшаяся брешь откроет окно возможностей для нанесения ударов по ключевым целям в глубине территории противоборствующей стороны – ПЗРК против высотных и даже средневысотных аппаратов будут бессильны», – заключил Федутинов.
Однако военный эксперт, сооснователь проекта «Ватфор» Олег Макаров придерживается несколько иной точки зрения. «До начала спецоперации, когда в ходу еще не были FPV-дроны, считалось, что дрон – это аппарат бригадного, в крайнем случае батальонного уровня. В бригаде был начальник БПЛА, у которого в распоряжении было несколько тяжелых аппаратов, способных выполнять разведку на большую глубину», – говорит он.
«Сегодня эта концепция пересмотрена. Несмотря на то что упор делается именно на небольшие коптеры, тяжелые беспилотники никуда не исчезли. В противном случае подразделения с такими дронами просто прекратили бы свое существование. И их задача все та же – ведение разведки в тылу противника», – добавляет аналитик.
«Разумеется, чем больше машина, тем заметнее она для систем ПВО. Но все мы видим картинки с фронта, где наши дроны выявляют позиции противоборствующей стороны на расстоянии до 200 км и прекрасно себя при этом чувствуют. Все дело в том, что украинская противовоздушная оборона – очаговая», – отмечает спикер. «В то же время наша ПВО – практически сплошная. Как следствие, тяжелые дроны, скорее, малоприменимы именно для ВСУ. Еще одна деталь – у Украины осталось мало советских систем противовоздушной обороны. А западные комплексы они экономят, хотя их и не хватило бы, чтобы покрыть всю линию боевого соприкосновения, растянувшуюся почти на 2 тыс. км», – продолжает Макаров.
Он также уверен, что в рамках спецоперации тяжелые беспилотники не столько нуждаются в модернизации и дополнительных свойствах, сколько в увеличении их численности. «К сожалению, у России гораздо слабее спутниковая группировка, а выполнять разведку вглубь территорий противника надо. И чтобы иметь ситуационную осведомленность о происходящем по ту линию фронта, нам необходимо залетать как можно глубже», – акцентирует аналитик.
Резюмируя, он отметил: «России было бы неплохо обзавестись и неким запасом тяжелых дронов». По его словам, это связано с тем, что невозможно предсказать, в какой точке мира может разгореться очередной конфликт, в котором потребуется участие России.
