Мир нестабилен. Возникают и рушатся империи. Расширяются и сужаются ряды великих держав. Сменяют друг друга гегемоны. Политический и финансово-экономический центр мира перемещается из Азии в Европу и обратно, а бывает, что попадает и на американский континент.
Теоретически статус великой державы, тем более глобального гегемона, бывает легче сохранить, чем завоевать. На деле выходит по-другому. Давно и не нами замечено, что «хорошие времена рождают слабых людей, слабые люди создают трудные времена». Второе-третье поколение политиков глобального гегемона как правило оказывается теми самыми слабыми людьми, легко, без напряжения и незаметно для самих себя, разрушающих базу господства, созданную великими предками.
Новости партнеров
Главное, присущее им качество, поднимающее их самих до абсолютных высот в политической иерархии гегемона и, одновременно, разрушающее базу господства гегемона, я называю снобизмом эпигонов. Поколение эпигонов не сражалось за глобальную гегемонию, не терпело лишения и поражения, не искало и не находило выходы из безвыходной ситуации. Оно получило всё на блюдце с голубой каёмкой. И у него сложилось впечатление, что это досталось ему по праву, поскольку оно (поколение эпигонов) представляет лучший, прогрессивнейший, талантливейший, культурнейший народ на планете, народ, которому на роду написано вести мир в светлое будущее.
Для поколения эпигонов их «право» на власть над планетой было настолько очевидно, что они даже не представляли себе, что кто-то (кроме совершенно злокозненных врагов человечества) может в этом усомниться. Они не видели ни малейшей необходимости как-то согласовывать свои политические идеи с интересами не только других стран и народов, но и с народом своей собственной страны и даже с оппозиционными элитными группами. Они становились диктаторами «из лучших побуждений» и с ними диктатором становился «гегемон». Соответственно его гегемония, которая на раннем этапе многими воспринималась не только как естественное, но и комфортное состояние, ибо возлагала ответственность за глобальную безопасность на гегемона, становившегося глобальным полицейским и глобальным судьёй, превращалась в обузу, как только выяснялось, что суд гегемона неправедный (не един для всех), а права глобального полицейского он использует для получения односторонних преимуществ.
Подчёркиваю, что никто не был против предоставления гегемону неких дополнительных (по сравнению с остальными) прав и преимуществ, в качестве платы за выполняемую им работу. Но как только поколение эпигонов приходило к выводу, что права им даны по праву рождения, а обязанностей у них нет, поскольку погрязшее в грехах человечество не может судить их дела и требовать от них прислушиваться к своим требованиям, против обнаглевшего гегемона начиналась вначале фронда, а затем и реальная борьба, быстро перераставшая в полноценное военно-политическое и финансово-экономическое противостояние мирового масштаба.
В принципе, такова судьба всех правящих классов и социальных групп. Приходят они к власти на основе «Общественного договора», но новые поколения, без усилий наследующие власть и почести своих родителей и прародителей, быстро приходят к выводу, что их права — естественное состояние вещей, ибо они пастыри «неразумного стада», а обязанности — досадная помеха, оставшаяся в наследство от прошлых «тёмных веков», которую надо как можно быстрее устранить во имя дальнейшего прогресса.
Просто раньше со снобизмом эпигонов общество сталкивалось в рамках одного государства. В разных государствах кризис, связанный со снобизмом (чванством) эпигонов, наступал в разное время, соответственно он не принимал глобальных размеров и объяснялся как кризис, вызванный ошибками, перерождением или вырождением политической элиты конкретного государства.
Тем не менее, для того, чтобы государство из поколения в поколение выдвигало на авансцену талантливых и ответственных политиков, необходимо было, чтобы этому государству приходилось постоянно вести жестокую борьбу за свои интересы, а часто и за своё существование. Как только наступали хорошие времена, сразу же возникал спрос на слабых людей во власти.
Например, после подавления Июньского восстания 1848 года, генерал Луи Эжен Кавеньяк, 23 июня 1848 года получивший для борьбы с восставшими и 29 июня того же года, после восстановления порядка, добровольно сложивший с себя диктаторские полномочия, пользовался во Франции огромным авторитетом. Однако политическая элита боялась Кавеньяка, как сильной личности, подозревая в нём намерение установить диктатуру, хоть Кавеньяк к этому никогда не стремился, всю жизнь оставаясь правоверным республиканцем. В результате, президентом французы избрали Шарля-Луи Наполеона Бонапарта (племянника Наполеона I), который был значительно более слабой личностью. Он и установил во Франции на двадцать лет свою диктатуру, провозгласив себя в 1851 году императором Наполеоном III.
Новости партнеров
Дело в том, что именно слабые политики стремятся к диктатуре, ибо боятся оппозиции сильных личностей. Сильным же политикам вполне хватает конституционных прав и собственного авторитета. Они опираются не на неограниченные полномочия, а на безоговорочную поддержку населения.
Хорошие времена не только приводят во власть слабых людей, но и закрывают дорогу к власти сильным политикам. Слабые их боятся и стараются остановить ещё на дальних подступах, на заре их государственной карьеры. Именно поэтому Россия, которой в 90-е грозили разрастающаяся гражданская война и распад, выбрала Путина, а Украина, те же 90-е переживавшая не без проблем, но относительно спокойно (за счёт советского жирового запаса, примерно такого же, как у России, но при втрое меньшем население и в десятки раз меньшей территории), выбирала одного слабого президента за другим.
После распада СССР США остались единственным глобальным гегемоном. У них не было конкурентов, более того, никто не собирался оспаривать право Вашингтона вести мир к светлому будущему. Не одному Фукуяме представлялось, что история закончилась, идеальная система практически создана, и надо только совершенствовать её под руководством США, которые и заложили её основы. Многие были с этим согласны, а не согласные всё равно не могли предложить работающую альтернативу американской гегемонии.
США сразу же допустили свою первую ошибку, отказавшись от предлагавшейся Россией концепции добровольной конвергенции и провозгласив свою победу в Холодной войне. Таким образом, американские политики базировали своё право на гегемонию не на согласии остальных стран и народов (которое было совсем не трудно получить), а на праве победителя, заранее закладывая в систему своей гегемонии разрушающее её стремление побеждённых к реваншу.
Вторая ошибка американских гегемонистов, на сей раз критическая, была допущена в нулевые-десятые годы и полностью лежит на совести поколения чванливых эпигонов. Они истово поверили в ими же созданный миф о решающей роли национального ВВП в глобальной политике. На самом деле в человеческой истории куда больше примеров победы народов, чей ВВП составлял меньше процента от мирового, над народами, чей ВВП составлял больше пятидесяти процентов, чем наоборот. Важен не столько объём ВВП, сколько его структура и сама общественная организация, как атакующего, так и атакуемого общества.
Карфаген по ВВП далеко обгонял Рим, но с треском проиграл ему все три Пунические войны. В свою очередь Западная Римская империя пала, уничтоженная племенами варваров, совокупное население которых и совокупный ВВП составляли 2–3% (максимум) от имперского. О соотношении ВВП монголов Чингисхана и завоёванных ими государств я даже упоминать не буду. Кстати, и торговый Новгород по ВВП далеко превосходил покорившую его Москву Ивана III, к моменту покорения ещё даже иго не сбросившую окончательно.
Американские аналитики в начале XXI века правильно просчитали неизбежность соперничества США и Китая, который быстро рос экономически и в скором времени должен быть стать американским конкурентом. Но вдохновлённые быстрым, эффективным и практически без борьбы подавлением амбиций ЕС, который в 90-е замахивался на статус третьей сверхдержавы, начинал позиционировать себя, как главного экономического конкурента США, но как только Америка пообещала оставить его без своего военно-политического прикрытия, моментально сдулся и занял привычное место в фарватере американской политики, вашингтонские стратеги посчитали, что с зависимым от американского и европейского рынка Китаем они справятся ещё проще.
Кроме того, США ошиблись, полагая, что Китай обгонит их по объёму экономики к средине 30-х годов текущего века, это произошло уже к началу двадцатых. В результате американцы отказались удовлетворить амбиции возрождающейся России, которая заявляла в начале века не более, чем право на свою зону безопасности в рамках постсоветского пространства. Москва не планировала выступать против гегемонии Вашингтона в целом, но желала создать в пределах бывших советских границ, экономическое объединение, центром и базой которого стала бы российская экономика, а отношения выстраивались бы по принципу отношений в ЕС, где все равны, но стратегические решения принимали страны, чьи экономики служили локомотивом развития и донором общеевропейской экономики. Россия всего лишь хотела на пространстве к востоку от Польши выступать с тех же позиций, с которых выступали в ЕС Германия, Франция и (до брекзита) Великобритания. Будучи в своём регионе единственным лидером Россия имела бы больше влияния на постсоветские государства, но при этом глобальную политику всё равно была намерена согласовывать с США.
Новости партнеров
Максимум, что грозило в перспективе Америке — единая Евразия от Атлантики до Тихого океана. Но до такого объединения было очень далеко и США имели массу средств, чтобы ему воспрепятствовать (начиная хотя бы от позиции Восточной Европы, опасавшейся России политически, и заканчивая опасениями западноевропейцев попасть в сырьевую зависимость от России). Более того, российского лидерства боялись все, без исключения постсоветские страны. Так что получившая карт-бланш на доминирование в регионе Москва немедленно столкнулась бы с активным противодействием и тихим саботажем своих собственных союзников. Так что ещё неизвестно усилило бы Россию согласие США на создание на постсоветском пространстве сферы её исключительных интересов или ослабило бы.
Но американских чванливых эпигонов возмутил сам факт претензии России на минимальную самостоятельность. Будучи уверенными, что быстро поставят на место «зарвавшийся Кремль» и у них будет достаточно времени, чтобы подготовиться к подавлению экономических амбиций Китая, США в начале нулевых годов с лёгкостью перешли в режим конфронтации с Россией.
Результат нам известен. Они не смогли не только победить Россию, но даже временно ослабив, вывести её из игры на период критически важного для Вашингтона противостояния с Китаем. Россия выигрывает у США битвы за постсоветское пространство и за Ближний Восток. Более того, политика США вызвала быстро сближение Москвы и Пекина, чего американские стратеги стремились ни в коем случае не допустить.
Американцы не могут достойно, без потери лица и авторитета в мире, закончить в следующем году проигранную ими украинскую кампанию, а надо уже начинать тайваньскую кампанию против Китая, иначе будет поздно. Америка в ловушке. Ей грозит война на два фронта с согласовывающими свои действия Москвой и Пекином. В этом противостоянии у США нет ни одного шанса на победу. Они сражаются уже не за сохранение, а за возвращение своей гегемонии, которой у них в данное время нет и вернуть которую у них нет ни сил, ни времени, ни возможностей. Битвы ещё продолжаются и их ещё будет много, но стратегически США уже проиграли.
А ведь у них был неплохой шанс. Россия явно не планировала в нулевые годы вмешиваться в американо-китайские отношения. При некоторой уступчивости, согласившись в начале столетия на удовлетворение ничего им не стоивших российских требований, США надолго выводили Москву из активной геополитической игры — России точно было бы чем заниматься на постсоветском пространстве, которое перешло бы в её сферу влияния, но не стало бы от этого относиться к Москве более дружественно. В этом прямо сейчас может убедиться любой — ныне Москва на постсоветском пространстве доминирует, но искреннего надёжного союзника не имеет ни одного. Лишь Белоруссия с 2020 года вынуждено хранит верность, но это не значит, в Минске не ищут альтернативные варианты.
У Америки появилось бы 15–20 лет, для того, чтобы спокойно задавить одинокий Китай, у которого территориальные проблемы практически со всеми соседями в Юго-Восточной Азии. Если бы США удалось ослабить и подчинить Китай, то против России действительно был практически весь мир и выстоять в одиночку было бы очень трудно. Если бы Вашингтон вдруг проиграл Пекину конфронтацию один на один, то хуже чем сейчас Америке точно не было бы. По крайней мере, Россия оставалась бы нейтральной.
Работая же в рамках парадигмы чванливых эпигонов, считающих, что им позволено всё, а остальные ни на что не имеют права, США создали против себя мощный российско-китайский неформальный (но от этого не менее мощный) союз, к которому сейчас подключена большая часть государств Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока. США разрушили военно-экономический потенциал своего главного европейского союзника — ЕС. На его восстановление понадобится не менее десятилетия, а новый передел мира завершится раньше. США бездарно растратили в мелких военных конфликтах и бессмысленных путчах антироссийский потенциал постсоветского пространства. После завершения СВО на Украине вряд ли какая-либо из стран региона решится спорить с Москвой, надеясь на поддержку Запада.
Собственные ресурсы США ещё не исчерпаны полностью, но сократились настолько, что не позволяют одновременно проводить активную политику на Ближнем Востоке и на постсоветском пространстве (контролировать Ирак, часть Сирии, спасать Израиль и Украину, противостоять Ирану и России, дисциплинировать Турцию) и вступать в полномасштабный конфликт с Китаем за Тайвань (а фактически, для подавления китайских региональных и глобальных амбиций).
В США наступают плохие времена. Не знаю успеют ли они родить сильных людей, поскольку ситуация в этой стране очень нестабильна, а противоречия настолько сильны, что, по свидетельству уже пятилетней давности самих американцев, такой остроты общественного противостояния не было даже во время Гражданской войны. Америка имеет шанс преодолеть кризис и вновь усилиться, но будет это нелегко и произойдёт не быстро, даже если к власти вместо амбициозных ничтожеств придут самоотверженные и талантливые политики.
Нам же стоит запомнить, что проблема чванливых эпигонов имманентна любому государству, народу и обществу. Мы слишком любим повторять «у нас это невозможно», не замечая, что таким образом впадем в ересь нацизма. Ибо, если у нас невозможно что-то, что возможно у других, значит мы по рождению лучше. Грань между законной гордостью ответственных наследников и снобизмом бездельников-эпигонов очень тонка и её не следует переходить.
Возможно уже через 6, в крайнем случае через 12 лет, Путин оставит Россию процветающей великой державой в спокойном мире и уйдёт на заслуженный отдых. В этот момент к власти рванутся эпигоны, опасавшиеся выходить на первый план в эпоху трудностей. Трудности, ведь, можно не преодолеть и себя скомпрометировать. Они будут обещать всем, всё и сразу, гарантируя светлое будущее буквально «за углом» и постараются оттереть от власти ответственных политиков, которые в силу своего профессионализма не могут быть наглыми популистами.
Эпигоны назначат себя «главными патриотами», будут безбожно льстить «великому народу» и на каждом шагу станут повторять, что у нас невозможно ничего плохое, а кто думает иначе и предлагает поостеречься — «враг великого народа».
Эти «медные трубы» нам предстоит пройти, прежде, чем мы сможем выдохнуть и с удовлетворением сказать, что утвердились в статусе восстановленной великой империи, но дальше надо не покладая рук работать, чтобы этот статус не упустить. «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!» Забывающий эту рекомендацию Льюиса Кэррола, если сам не успевает стать чванливым эпигоном, обрекает на это своих потомков.
Власть и ответственность всегда балансируют друг друга. Чем больше власти, тем выше ответственность. Стремящийся к власти должен осознавать, что он не будет почивать на лаврах — ему предстоит работать «как раб на галерах».
