Теперь, когда мы видим, во что превратилась Украина за тридцать лет своей независимости, возникает вопрос: а могла ли Россия прийти к чему-то подобному? Каким образом России удалось не стать Украиной? Эта тема ждет подробного исследования, с хронологией, фактами и документами. Результаты такого исследования, боюсь, могут многим не понравиться, но оно обещает быть увлекательным, ведь ненаступлению того или иного события тоже может предшествовать лихо закрученный сюжет.
Всякому обществу свойственно подавлять радикалов. Чтобы они набрали силу, им нужны помощники, спонсоры. Германский нацизм, как известно, так бы и остался маргинальным явлением, если бы он не понадобился германским промышленникам для борьбы с левыми внутри страны и европейским державам для противодействия Советам. Точно так же и нацизм на Украине расцвел в результате совпадения интересов двух сил – прозападных либералов и ультраправых.
Новости партнеров
Либералы хотели вступления в ЕС и избавления от москалей. Ультраправые хотели торжества белой расы и избавления от москалей. Несмотря на всю разницу в политической ориентации и видении будущего, по второму вопросу – ненависть к России – разногласий не возникало. Образовался своеобразный симбиоз: ультраправые предоставили проевропейским политикам и интеллектуалам уличную армию, готовую к силовым действиям, а те в ответ обеспечили ультраправым определенную респектабельность, возможность открыто развиваться, вербовать новых сторонников и нагуливать жир.
Эта смычка либералов и правых радикалов, которая сформировала современную Украину, не смогла возникнуть в России, хотя обе силы в их российском варианте были намного ближе друг к другу, чем принято считать и чем думали они сами. В девяностые годы в той среде, которая поддерживала радикальные реформы, от прогрессивных гуманитариев до новорожденной буржуазии, получила распространение идеология, весьма напоминавшая нацизм. Речь идет, конечно, не об официально декларируемых принципах, таких как правовое государство или свободные выборы, а о том, чем жили люди на самом деле. Это бытовое ницшеанство («падающего толкни» или, если угодно, «умри ты сегодня, а я завтра»). Это преклонение перед силой и деньгами и перед людьми, владевшими тем и другим. Это массовое усвоение блатного, уголовного мировоззрения. Наконец, это презрение к простому народу, к «совкам», «лохам» и «быдлу», прежде всего к народу русскому, а заодно и к русской армии, русской истории и России как таковой (которой придумали название «Рашка»). Все эти черты стали непременными признаками человека, ориентированного на западные ценности и на успех в жизни.
Казалось бы, такой интеллигенции и такой буржуазии было просто необходимо мощное ультраправое движение в качестве ударного кулака. А надо сказать, что ультраправые в стране начали появляться еще при батюшке Брежневе, который в книге «Малая земля» простодушно рассказал малолетним любителям брить головы, когда у Гитлера день рождения. Но такой связки, как на Украине, не возникло по вполне естественной причине. Российские ультраправые были, как правило, еще и русскими националистами, а российские либералы через свою ненависть к русским переступить не могли. Это было святое.
Поэтому, как говорится, «своя своих не познаша». Поэтому вместо праволиберального блока, который на Украине в конце концов обеспечил победу второго Майдана, в начале 90-х в России возникло противоестественное явление «красно-коричневых» – союз охранителей социалистического наследия и поклонников «коловрата» и аналогичных заменителей свастики. Поэтому боевики Баркашова бок о бок с коммунистами Макашова обороняли Белый дом в октябре 1993 года вместо того, чтобы в качестве гайдаровской гвардии в первых рядах его штурмовать. И «русский фашизм» стал на долгие годы жупелом всех, кто числил себя в демократическом, либеральном или прогрессивном лагере – собственно, само слово «русский» там в основном употреблялось в сочетании со словом «фашизм». Вот так, к счастью для всех нас, две силы, которые в союзе могли бы превратить сегодняшнюю Россию в еще одну Украину, не нашли друг друга.
Впрочем, был момент, когда эти силы все-таки потянулись друг к другу. В конце 2011 года, на волне «болотных» протестов, был создан «координационный совет оппозиции», в который вошли и либералы, и националисты – считалось, что последние имеют влияние на футбольных фанатов, потенциальных уличных бойцов для грядущего захвата власти. Гомункулус Навальный был выращен именно как гибрид проевропейского либерала и русского националиста. Тогда, как мы знаем, никакой революции не получилось – и этот эфемерный союз развалился.
Без поддержки либеральной интеллигенции правые радикалы попали под каток власти. Власть была настолько непреклонна, что даже умеренным националистам раз за разом отказывали в возможностях для легального политического существования. Казалось бы, что плохого было в том, чтобы в России действовала официально зарегистрированная «русская партия»? Признаться, я этого не понимал. Понимание пришло ко мне только с началом специальной военной операции. В самом деле, всё было сделано правильно. Теперь, когда мы говорим об «Азове», об их нравах, наколках и идейных принципах, никто нам не может возразить: мол, и у вас такие свободно по улицам ходят. Нет, у нас такие сидят в глухом подполье, откуда их выковыривают при первой возможности. У нас нет не только никаких аналогов «Азова», но и никаких законных лазеек для возникновения чего-то подобного. Зато есть боевое братство всех народов России.
При этом надо сказать, что с 2014 года многие представители российского «правого движа» перешли на сторону Украины, некоторые даже воевали на украинской стороне, недаром у одного из сдавшихся азовцев на плече обнаружился татуированный портрет Максима Тесака Марцинкевича. Видимо, возможность зиговать и украшать себя свастиками в комфортных условиях и, более того, быть при этом уважаемыми в обществе людьми оказалась привлекательнее патриотизма. Такую возможность Украина предоставляла в полной мере.
Новости партнеров
Однако сегодня у нас в стране всё рельефнее проявляется нацистская сущность тех, кого мы привычно называли либералами. Иной раз называли и смердяковцами, и эта характеристика казалась точнее. Но на самом деле Смердяков – это правый радикал, боевик, нацбатовец, а либерал – это Иван Карамазов. Тот, кто научит, направит и подаст идею. «Вы и убили-с». Сейчас уже нет нужды прикрываться высокими словами, маски сброшены повсеместно. Если Европа открыто провозглашает поход против русских – не «плохих русских», а русских как таковых, – то разве проевропейский интеллектуал постесняется ее поддержать? Как написал недавно один просвещенный москвич: «Если, например, международный трибунал решит полностью истребить всех носителей российского паспорта – это будет правильно».
Горько осознавать, что люди, вовсе не похожие на бритоголовых молодчиков, образованные, тонко чувствующие, любящие поговорить о стыде и совести, о цивилизации и культуре, сплошь и рядом оказываются обыкновенными нацистами, ненавистниками России и русских. Однако ситуация у нас слишком серьезна, чтобы закрывать на это глаза и называть вещи утешительными, но ложными именами.
