Владимир Путин, выступая на «Валдае», заявил, что существующая модель капитализма исчерпала себя, вызываемые ею проблемы грозят расколом общества. И это касается не только России, по мнению главы государства, так происходит в подавляющем большинстве стран. «В ее [модели капитализма] рамках нет больше выхода из клубка всё более запутанных противоречий. Повсеместно, даже в самых богатых странах и регионах, неравномерное распределение материальных благ ведёт к усугубляющемуся неравенству», — сказал президент.
Путин в своей речи прошелся по стандартным болевым точкам капитализма в принципе, а не какой-то одной модели — неравенство возможностей, бедность, безработица, отсюда — миграция, социальное недовольство. В то же время президент России не первый, кто заметил, что с этой системой что-то не так, но, как мы помним — возврата к социализму не может быть, это тоже слова Путина, хотя, тут и без слов все и так понятно. Другое дело, что говорить о кризисе капитализма и его перерождении (смерти) стало довольно модно в околофилософских политических кругах, а Путин, вспомним его статьи по истории и другие выступления, всегда старался поддерживать образ интеллектуала.
Новости партнеров
Актуализировалась эта тема после статьи Мартина Вольфа в FT, где автор дал определение «данной модели» капитализма, разрушающей основы демократии и подрывающей возможности производства и здоровой конкуренции (которые и являлись, по сути, почвой для развития капитализма), и модель эта называется «капитализм рантье».
Капитализм рантье
Капитализм — как коробка конфет ассорти, начинка для каждой страны своя, и пока одни считают, что все «конфеты» отравлены по своей сути и любая модель губительна, другие уверены — слухи о смерти системы сильно преувеличены. Перефразируя знаменитое «поэт — в России больше, чем поэт», скажем еще, что капитализм в России — это больше, чем капитализм, он имеет свои нюансы, в которых сбылись самые мрачные предсказания из советских карикатур.
«Капитализм бывает десятков видов, — говорит публицист Павел Пряников. — Даже внутри развитого мира мы видим разные формы капитализма, есть с высоким уровнем перераспределения — скандинавский, есть капитализм либертарианский — англосаксонский, во Франции капитализм с высокой долей государственного дирижизма, а уж про неразвитый мир и говорить нечего. Но вряд ли Путину понравится капитализм с высоким перераспределением, не об этом он говорил».
В целом мир вступил в эпоху «капитализма рантье», по крайней мере об этом пишет Мартин Вольф в FT, его статью комментирует телеграм-канал «Незыгарь», по сути, там говорится, что из-за усилившейся роли корпораций и олигополий эта модель ослабила конкуренцию, производительность, породила высокое неравенство и практически уничтожает демократию. И экономическая и политическая системы должны измениться, иначе умрут.
Надо сказать, что капитализм хоронят со дня его рождения, а о кризисе системы говорят стабильно, капитализм — это и есть череда кризисов. Но в отличие от плановой экономики, капитализм может восстанавливаться после невзгод и даже становиться сильнее, отмечает политолог Дмитрий Михайличенко.
«Поэтому говорить о том, что после кризиса будет смерть капитализма, на мой взгляд, глупо, — рассуждает он. — Что значит «умеренный» капитализм? Есть в этом определенная привлекательность, но я считаю, что это конъюнктурное позиционирование. В этом плане неторопливый ход в рамках внешней системы для России может быть правильным, но при условии, что ход будет обеспечен не просто консервированием, но и сбережением и развитием. Чего нет в рамках демографических, экономических показателей, да и геополитических. Россия за последние 10 лет стала слабее даже в рамках постсоветского пространства».
Новости партнеров
Скорее всего, у Путина речь идет не о смерти капитализма вообще, а о текущем позиционировании, где определяющим фактором остается транзит власти, приходит к выводу эксперт. Главное устремление элит — провести транзит малой кровью и сохранить статус-кво, потому и модель капитализма у нас вдруг «консервативная». При том, что консерватизм вообще имеет массу интерпретаций, но в любом случае, это модель ущербная, которая как бы отсылает нас в прошлое, а не нацелена на будущее.
«Россия предпочитает даже не умеренный консерватизм, а охранительный консерватизм. Есть еще один ракурс восприятия, пишут, что этот умеренный консерватизм означает силовой консерватизм, то есть такую новую опричнину. Потому что там на малый бизнес акцентов нет никаких, предпринимательская инициатива развиваться не будет, все огосударствлено. Можно сказать, что многие проекты вокруг этого выстроены», — говорит Дмитрий Михайличенко.
Новое десятилетие с его ковидо-кризисом вносит свои корректировки в структуру общества, карантинные ограничения раздавили «малолитражки», но в целом оказались на руку гигантам бизнеса. Те, кто работал «в ноль» на своих стартапах, в большинстве своем попрощались с бизнесом в 2020 году. Те, кто сводит концы с концами, рискуют остаться ни с чем под конец 2021 года. А так и сбываются все те страшные истории про рантье-капитализм, где усиливаются монополии, а олигополии фактически делят рынок только между собой, извлекают ренту в ущерб другим бизнесам. Корпорации становятся выгодоприобретателями от социальных и общественных сфер — безопасности, правовых систем, инфраструктуры, образованной рабочей силы и социально-политической стабильности. Все это мировая тенденция, но в России она имеет свою специфику.
«В России одна из самых жестких форм рантье-капитализма. При этом российский капитализм полностью находится под контролем и регулированием чиновников от государства. Он еще и носит сегментно сырьевой характер», — пишет ТК «Незыгарь» о том, почему эта тема особо актуальна для нас.
Прибыль для узкого круга лиц и отсутствие качественного продукта приводят к сильным внутренним конфликтам среди элиты, отсутствию развития и роста производительности труда, высокой динамике вывоза капитала, высокому неравенству и социальной апатии, вызванной подавлением любой инициативы, подводят итог авторы канала.
«У нас высшему 1% принадлежит почти 21% всего богатства, примерно такое же соотношение в Америке, то есть мы идем вровень, — говорит публицист Павел Пряников. — Наш капитализм сущностно такой же, как в Америке, капитализм крупных корпораций. А в Швеции или Германии эта цифра 9-12%, то есть в два раза меньше социального неравенства. И вряд ли Путин имел в виду, что мы перейдем к этому виду капитализма, в котором крупный капитал будет платить высокие налоги и как-то делиться».
Да и действительно, буквально накануне Правительство завело всех в тупик, глава Минфина России Антон Силуанов заявил, что в ближайшие три года НДФЛ для богатых останется без изменений, он объяснил это решение тем, что «крупные миллиардеры» все равно найдут способ, как обойти налогообложение. Так какая же метаморфоза ждет наш капитализм?
Капитализм: смерть мне к лицу?
Новости партнеров
Мифологическое существо, порожденное эпохой зрелого капитализма, — это зомби, нечто неприятное, опасное, но малоубиваемое, движимое только желанием поглощать. Сейчас к системе относятся с нескрываемой опаской, постоянно говорят о «смерти» капитализма, но, невзирая на все обстоятельства, капитализм, как зомби, встает и идет, подволакивая ногу. Охранительский он, консервативный или либеральный — зомби и есть зомби, живой мертвец.
А если возвращаться к теории, то, как мы знаем, капитализм по экспрессивной модели всегда должен расширяться, быть агрессивным, получать новые рынки, но поскольку сейчас он занял всю планету и даже уже в Китае, можно сказать, «латентный капитализм», то расти вширь не получается. От этого и разговоры про смерть системы. Когда-то естественный процесс умирания был остановлен развалом и поглощением СССР (плюс социалистического блока) и открытием миру Китая. Но Павел Пряников уверен, что именно с новым видом расширения и связан переход к другой модели:
«Сейчас экспансия капитализма будет производится за счет «зеленой экономики» — это новый рынок для расширения, экспансии капитала. Рынок на триллионы долларов каждый год, а в совокупности это десятки триллионов долларов, рынок в какой-то мере искусственно созданный. Это и альтернативная энергетика, огромный рынок деривативов в продаже углеродных квот, рынок арбитража, страховок, надзора, циркулярная экономика, новые рынки природных материалов, тот же «металл будущего» литий и так далее».
Цифровой капитализм
И когда Путин говорил, что капитализм изжил себя, он имел в виду технологический уклад, уверен Павел Пряников. Уйти должен индустриальный капитализм и ему на смену идет «цифровой» с биотехнологиями и «зеленой энергетикой», все это может дать импульс капитализму на следующие 50 лет. Но здесь речь уже не о консервации, а отбросе в прошлое, вместо атомных, угольных и газовых электростанций — ветряки и солнечные панели, рапсовые поля для получения биодизеля.
«Да, это все не передовые технологии, это новое Средневековье во всех смыслах», — говорит Павел Пряников.
Информационные гиганты, владельцы социальных сетей должны быть разделены или поглощены государством, чтобы не составлять им конкуренцию, а переход личной информации во владение силовиков станет констатацией смерти той демократии, какой мы себе ее сейчас представляем. Дальше и рукой подать до «социального рейтинга» и других реалий нового цифрового капитализма.
«Эпидемия позволяет уже сейчас фильтровать информационную сферу, объясняя это заботой о здоровье. Все данные о нас, которые мы оставляем сами через смартфоны, другие гаджеты, информация от банков, от медицинских клиник, это просто нужно собрать в единый профиль, и про неприкосновенность личной жизни можно забыть. И это тоже новое Средневековье, тогда люди жили небольшими поселениями и знали друг про друга абсолютно все», — говорит Павел Пряников.
Новая модель капитализма, в таком случае, подразумевает полную открытость, прозрачность жизни людей, в экономике — переход на «шестой технологический уклад», где царствуют биотехнологии и полная цифровизация. Получается, не зря Владислав Сурков написал о «безлюдной демократии» — что-то подобное витает в головах у наших элит. Да и не только наших. Как отмечает политолог Вероника Крашенинникова, на самом деле наша верхушка решает задачу построения альянса с крайне правыми кругами на Западе. Суть альянса — защита интересов капитала более радикальными средствами. Так что этот «консервативный» курс отнюдь не против Запада.
