Пятьдесят лет назад произошло важнейшее событие в истории глобальных финансов послевоенного времени. Соединенные Штаты решили выйти из Бреттон-Вудской системы, то есть отказались платить за доллары золотом. Почему Вашингтон принял такое решение и какими последствиями мы расплачиваемся за это до сих пор?
Соглашение, подписанное по итогам валютно-финансовой конференции Объединенных наций в американском городе Бреттон-Вудсе в июле 1944 года, стало одним из главных условий для стремительного роста мировой экономики после Второй мировой. Участники конференции – представители 44 стран под председательством министра финансов США Генри Моргентау – задались целью выработать такие правила игры в финансовой сфере, которые не допустили бы возникновения очередного кризиса масштаба Великой депрессии, ускорившей начало новой мировой войны.
Новости партнеров
Фактически речь шла о создании новой предсказуемой системы международных расчетов взамен прежней – так называемого золотого стандарта, в рамках которого главной мировой валютой был британский фунт, свободно конвертируемый в золото. Но уже в начале Великой депрессии Великобритания была вынуждена отказаться от этого принципа, и доверие к фунту резко упало – инвесторы стали перекладываться в доллар и перемещать в Америку хранившееся в британских банках золото. США не упустили возможность воспользоваться этой ситуацией. В начале 1934 года президент Франклин Рузвельт ратифицировал Золотой резервный акт, который фиксировал стоимость тройской унции золота (31,1 грамма) на уровне 35 долларов.
Это соотношение и было положено в основу Бреттон-Вудских соглашений, наряду с установлением твердых обменных курсов к доллару остальных участвовавших в нем стран и появлением таких институтов, как Международный валютный фонд и Всемирный банк со штаб-квартирами в Вашингтоне. Тем самым была оформлена глобальная финансовая гегемония доллара, основанная, впрочем, на непреложных фактах: к концу Второй мировой США были крупнейшей экономикой мира, там же находилась и подавляющая часть глобального золотого запаса. Последующий за появлением Бреттон-Вудской системы период вошел в историю как «славное тридцатилетие» – до конца 1960-х годов беспрецедентный экономический рост наблюдался практически во всем мире.
Конец «славного тридцатилетия»
Как указывал выдающийся итало-американский экономист Джованни Арриги в своей главной книге «Долгий двадцатый век», мировая валютная система, созданная в Бреттон-Вудсе, была не просто набором технических мер, направленных на стабилизацию паритета между избранными национальными валютами и на прикрепление этого паритета к издержкам производства через фиксированный обменный курс между американским долларом и золотом. В действительности произошла революция в самом «способе производства» мировых денег.
«Во всех предшествующих мировых валютных системах, включая британскую, сети крупного финансового капитала находились в руках частных банкиров и финансистов, которые организовывали их и управляли ими с целью получения прибыли, – поясняет Арриги. – Мировые деньги были, таким образом, побочным продуктом деятельности, направленной на получение прибыли. В мировой валютной системе, созданной в Бреттон-Вудсе, напротив, «производство» мировых денег осуществлялось сетью правительственных организаций, руководствующихся прежде всего соображениями благосостояния, безопасности и власти: в принципе МВФ и Всемирным банком, а на практике – Федеральной резервной системой США, взаимодействующей с центральными банками наиболее близких и важных американских союзников. Мировые деньги, таким образом, стали побочным продуктом деятельности государства».
Однако просуществовала эта система всего 27 лет. Условной переломной точкой, за которой начался затяжной экономический кризис 1970-х годов, считается именно решение Ричарда Никсона о временном запрете на конвертацию доллара в золото по официальному курсу для центральных банков, принятое в августе 1971 года. Спустя четыре месяца американская валюта была девальвирована к золоту до 38 долларов за унцию, а в начале 1973 года был установлен курс 43,3 доллара. К тому моменту о выходе из Бреттон-Вудской системы заявили и другие государства, начав корректировать курсы своих валют к доллару.
Гвоздем в крышку гроба Бреттон-Вудской системы стал «нефтяной шок» осени 1973 года, когда страны ОПЕК отказались поставлять нефть союзникам Израиля в войне Судного дня – США и странам Западной Европы. Скачок стоимости нефти в четыре раза (с трех до 12 долларов за баррель) запустил глобальную инфляционно-девальвационную волну, с которой удалось справиться только к середине 1980-х годов. Но к тому моменту принцип фиксированного обмена национальных валют уже давно не действовал – большинство стран с рыночными экономиками перешли к плавающим курсам и процентным ставкам.
Новости партнеров
Дело не только в золоте
Вокруг выхода США из Бреттон-Вудской системы давно роятся конспирологические гипотезы, неизменно упирающиеся в один известный факт: в 1965 году президент Франции Шарль де Голль заявил, что хотел бы обменять большую часть долларовых резервов своей страны на золото. Это намерение вызвало цепную реакцию – аналогичным образом собрались поступить и другие страны, что в конечном итоге и заставило США отказаться от фиксированной привязки доллара к золоту, организовав хаос в мировых финансах.
Однако это лишь один из факторов, которые способствовали распаду Бреттон-Вудской системы. Далекие от конспирологии современные исследователи мировых финансов уделяют гораздо большее внимание другому обстоятельству – формированию в 1960-х годах рынка так называемых евродолларов, который быстро оказался вне досягаемости США.
Бреттон-Вудская система, констатирует в своей книге «Крах» о мировом кризисе 2008 года (выпущена в России издательством «Дело») британский историк финансовой сферы Адам Туз, была нацелена на ограничение спекулятивных потоков капитала под контролем Министерства финансов и Федеральной резервной системы США. Это сильно ограничивало свободу частных банков, поэтому уже в 1950-х годах при молчаливом согласии властей Великобритании, участвовавшей в Бреттон-Вудском соглашении, в лондонском Сити возник альтернативный Вашингтону финансовый центр. Британские, американские, европейские, а затем и азиатские банки воспользовались этой площадкой, чтобы принимать вклады и выдавать кредиты в долларах без каких-либо ограничений.
Эта возможность быстро заинтересовала и власти стран социалистического лагеря, поскольку в Лондоне их экспортным операциям в долларах не грозили американские санкции.
Растущий объем ориентированных на спекулятивные операции «евродолларов», констатирует Адам Туз, с самого начала представлял собой разрушительную силу. Их цена, поясняет исследователь, была слабо связана с официальной стоимостью доллара, заданной в Бреттон-Вудской системе, и именно давление со стороны этого фактора способствовало тому, что сохранять привязку доллара к золоту становилось все труднее. Сохранение золотого стандарта было возможным только при условии дефляции в экономике, на что американцы пойти не могли, поскольку это тормозило бы темпы экономического роста, и так замедлившиеся к концу «славного тридцатилетия».
По мнению Джованни Арриги, Бреттон-Вудская система оказалась не в состоянии выполнять функции мирового правительства, как надеялся Франклин Рузвельт, умерший вскоре после ее создания. Фактически Рузвельт хотел, чтобы его знаменитый Новый курс был распространен на весь дружественный Америке мир. Восстановление и расширение мировых рынков, а также национальная безопасность и процветание США после Второй мировой требовали серьезного перераспределения ликвидных активов от американской экономики в пользу остального мира – одним из результатов этого и стал стремительный подъем лондонского рынка «евродолларов».
После того, как этот рост в конце 1960-х годов этот рост стал взрывоподобным, дни Бреттон-Вудской системы были сочтены, констатирует Арриги. В 1973 году ФРС и связанные с ней центральные банки были вынуждены признать свое окончательное поражение в борьбе за сдерживание растущей волны спекуляций против системы фиксированных валютных курсов, которая преобладала в крупных финансовых операциях на протяжении глобальной экономической экспансии 1950–1960-х годов.
Новости партнеров
Похожей точки зрения о причинах распада Бреттон-Вудской системы придерживается еще один влиятельный современный исследователь мировой экономики – американский географ-марксист Дэвид Харви. Он обращает внимание на то, что установленные Бреттон-Вудским соглашением фиксированные обменные курсы валют были несовместимы с принципом свободы движения капитала, и США пришлось согласиться со свободным внешним обращением доллара. В условиях, когда капитал мог свободно перемещаться через государственные границы, система фиксированных обменных курсов существовать не могла – США не контролировали нарастающее использование доллара во всем мире. К концу 1960-х годов все более явными становились признаки серьезного кризиса перенакопления капитала: безработица и инфляция стремительно росли, началась глобальная фаза стагфляции – низких темпов экономического роста при высокой инфляции.
Слишком затянувшийся переход
Состоявшийся полвека назад отказ от привязки доллара к золоту был историческим моментом, указывает Адам Туз: впервые после изобретения денег ни одна мировая валюта больше не была привязана к металлическому стандарту. Потенциально это давало свободу в монетарной политике — создание денег и кредита теперь можно было осуществлять в невиданных прежде масштабах. Тот факт, что бумажные (фиатные) деньги, возникшие по воле и с санкции государств, не имеют иного обеспечения, помимо статуса законного платежного средства, впервые стал истиной в буквальном смысле слова именно после краха Бреттон-Вудской системы. Но для мировой экономики первым следствием ее распада стал невиданный для развитых стран в мирное время скачок инфляции до 20%.
Одновременно появились первые признаки того, что глобальный гегемон не справляется со своей ношей не только в финансовой сфере. «На протяжении 1970-х годов стратегия американских властей отличалась пренебрежительным отношением к выполнению функций мирового правительства, — пишет Арриги, — Правящие группы в Соединенных Штатах словно решили, что, поскольку они больше не могут управлять миром, его следует предоставить самому себе. В результате произошли еще большая дестабилизация того, что осталось от послевоенного мирового порядка, и резкое падение американского влияния и престижа во время Иранской революции».
Кризис, спровоцированный распадом Бреттон-Вудской системы, удалось купировать только в 1980-х годах с помощью комплекса мер жесткой монетарной политики, ставшего одним из главных признаков перехода мировой экономики в новую парадигму неолиберализма.
К началу 1980-х годов Великобритания и США отменили все ограничения на движение капитала, после чего политика дерегулирования быстро стала господствовать в самых различных секторах – от финансов и внешней торговли до ЖКХ, медицины и образования. Государство всеобщего благосостояние эпохи «славного тридцатилетия» начало стремительно демонтироваться.
Результатом проведения неолиберальной политики, напоминает Дэвид Харви, стала быстрая концентрация активов в руках наиболее состоятельных. Например, в США уже к концу прошлого столетия 1% самых богатых контролировал 15% национального дохода, что фактически сопоставимо с уровнем до Второй мировой войны. Аналогичные процессы разворачивались и в новых капиталистических странах, таких как Россия и Китай. После завершения послевоенного цикла беспрецедентного роста глобальная экономика возвращалась к прежней траектории.
Час расплаты наступил в 2008 году, когда порожденные дерегулированием «пузыри» на различных рынках от недвижимости до сырья прорвались и грозили крахом всей конструкции мировых финансов. Адам Туз усматривает глубинные причины этого кризиса именно в ликвидации Бреттон-Вудской системы, обращаясь к главному триггеру событий 2008 года – перегреву американского рынка ипотеки. В условиях стабильных Бреттон-Вудских правил игры выдача тридцатилетних ссуд на покупку жилья с фиксированной ставкой могла быть разумным деловым предложением, однако после того, как ставки и курсы были дерегулированы, ипотечные кредиты в США превратились в один из элементов агрессивной и крайне рискованной стратегии роста банковского бизнеса. Более того, весь финансовый сектор был вынужден пересмотреть свои бизнес-модели, сделав ставку на постоянное повышение рисков.
Час расплаты наступил в 2008 году, когда порожденные дерегулированием «пузыри» на различных рынках – от недвижимости до сырья – прорвались и грозили крахом всей конструкции мировых финансов. Адам Туз усматривает глубинные причины этого кризиса именно в ликвидации Бреттон-Вудской системы, обращаясь к главному триггеру событий 2008 года – перегреву американского рынка ипотеки. В условиях стабильных Бреттон-Вудских правил игры выдача тридцатилетних ссуд на покупку жилья с фиксированной ставкой могла быть разумным деловым предложением, однако после того, как ставки и курсы были дерегулированы, ипотечные кредиты в США превратились в один из элементов агрессивной и крайне рискованной стратегии роста банковского бизнеса. Более того, весь финансовый сектор был вынужден пересмотреть свои бизнес-модели, сделав ставку на постоянное повышение рисков.
Как известно, глобальный кризис 2008 года удалось преодолеть, попросту залив его деньгами. Аналогичные меры были предприняты и в ходе борьбы с прошлогодним коронавирусным кризисом, на борьбу с которым центробанки бросили триллионы долларов. Однако постоянное разрастание объемов финансовой ликвидности так и не привело к ускорению темпов мировой экономики – начиная с 2012 года они стабильно держались ниже 4%. О динамике времен «славного тридцатилетия» – 6-7% в год – теперь можно только мечтать.
Ряд современных исследователей связывают затяжную стагнацию мировой экономики, идущую с 1970-х годов, с процессами деиндустриализации.
Доля занятости в сервисном секторе с низкими показателями производительности труда становится все больше, а в промышленности постоянно нарастает нехватка инвестиций. На этом фоне сказочное обогащение финансистов и нарастающее проникновение финансовых схем в реальный сектор экономики выглядит еще более симптоматичным и тоже может считаться отложенным последствием распада Бреттон-Вудской системы, которое так и не удалось преодолеть.
Наконец, о слишком затянувшемся переходе к некой новой системе правил игры в мировых финансах свидетельствует расцвет такого явления, как криптовалюты. Как пишет в одной из своих недавних статей Адам Туз, их следует воспринимать не столько как некий технический или коммерческий проект, сколько как попытку выйти из-под надзора того политического порядка фиатных денег, который возник из краха Бреттон-Вудской системы. Ставя вопрос о том, чем обеспечены нынешние бумажные деньги, адепты биткоина и его собратьев как бы напоминают о том, что отмена золотого стандарта открыла ящик Пандоры. Поэтому криптовалюты, уверен британский историк, можно считать нездоровым проявлением междуцарствия в мире высоких финансов, когда золотой стандарт мертв, но полностью «политические» деньги еще не родились.
