Во вторник первый президент Советского Союза, последний генсек ЦК КПСС Михаил Горбачев отмечает свое 90-летие. В канун юбилея он выпустил заявление, назвав основным своим достижением прекращение холодной войны и радикальное сокращение ядерных вооружений. Что касается внутренней политики, то главным делом своей жизни Горбачев назвал перестройку и все, что с ней связано.
«Я глубоко убежден, что перестройка была необходима и что мы вели ее в правильном направлении. Главное, чего мы достигли внутри страны – люди обрели свободу, покончили с тоталитарной системой», – сказал он ТАСС. При этом Горбачев оговорился, что СССР можно было сохранить, «конечно, обновленный, реформированный, дающий республикам широкие права, реальный суверенитет».
Новости партнеров
Сейчас же, по словам экс-президента, следует укреплять Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Он также призвал восстановить отношения России с бывшими союзными республиками.
Кремль анонсировал поздравление на имя Горбачева со стороны российского лидера Владимира Путина. «Я не сомневаюсь, что президент поздравит Михаила Сергеевича, пожелает ему здоровья. О том, как это будет, мы сообщим своевременно. Что касается сервизов – это же не стандартная форма поздравления, у президента могут быть и иные решения», – сказал пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков. На вопрос, как оценивают фигуру Горбачева в Кремле, Песков ответил: «Не думаю, что мы с вами можем сейчас заниматься в ходе конференц-колла оценкой личности Горбачева, истории нашей страны, а также европейского континента. Но еще раз повторяю: это человек, который является частью нашей истории, так или иначе, именно так к нему и относимся – с большим уважением».
Многие дожившие до этого юбилея бывшие соратники Горбачева отзываются об экс-президенте без особого уважения. Среди них – бывший первый секретарь ЦК компартии Латвии Альфред Рубикс.
Рубикс был избран в политбюро и одновременно возглавил КПСС в Латвии по рекомендации своего предшественника Бориса Пуго, ставшего к тому времени главой МВД СССР. В августе 1991 года он приветствовал создание ГКЧП, после провала которого попал в рижскую тюрьму, где просидел до 1997 года. Несмотря на тюремное заключение, Рубикс не изменил своих взглядов. В 2009–2014 годах он был депутатом Европарламента и до 2015 года руководил Соцпартией Латвии. О том, какие отношения сложились у него в начале 90-х с нынешним юбиляром, 85-летний Альфред Рубикс рассказал в интервью газете «Взгляд».
— Альфред Петрович, каким было ваше первое впечатление от Горбачева?
— В феврале 1987 года Горбачев побывал у нас в Латвии, он посещал образцовую агрофирму в поселке Адажи, в 20 километрах от Риги. Был там вместе с Раисой Максимовной, которой в Адажи, кстати, подарили шубу. Она вообще была очень охочей на подарки. Если что где есть красивое и хорошее, надо обязательно взять. Сам Горбачев об агрофирме отозвался очень хорошо. Думаю, неслучайно директор агрофирмы Альберт Каулс в 1989 году стал членом президентского совета СССР. Я уже тогда, когда следил за этим визитом четы Горбачевых в Адажи, понял: Михаил Сергеевич старается показать, что во всем разбирается и все знает. А конкретно он не разбирался ни в чем.
Но лично с Горбачевым я познакомился только в 1990 году, на XXVIII съезде. Сперва как делегат. И мне сразу он не понравился. Я по образованию инженер-механик, плюс у меня за плечами Ленинградская высшая партийная школа. Поэтому я если говорю или пишу, то выражаюсь предельно конкретно. На съезде я отметил неприятную вещь: от Горбачева исходил целый вал цветастой болтологии, а смысловых зерен – от силы на два-три предложения. Так он, кстати, и проболтал страну.
Новости партнеров
— Но потом вас избрали в политбюро. Как часто вам удавалось после этого лично поговорить с генсеком?
— Я несколько раз общался с Горбачевым якобы один на один, но на самом деле при разговоре обязательно присутствовал Александр Яковлев или кто-то из чекистов. Они ничего не говорили, просто сидели и что-то записывали.
На одном из заседаний политбюро я спросил: «Михаил Сергеевич, объясните наконец, что же такое перестройка? Читаю одно ваше выступление: перестройка – там одно. Читаю другое – там множество других определений и показателей. В целом что мы хотим перестроить?». Горбачев в ответ: «Вот, Рубикс опять не понимает. Ну что же, пусть учится». Но если ученик ничего не понимает, возможно просто учитель не тот?
В молодости, когда я был комсоргом на заводе, наш парторг мне говорил: пойди, поучись у рабочих, послушай, о чем они говорят в курилках, потом ни на одной должности не ошибешься. Я очень благодарен заводскому парторгу за эти уроки. А Горбачев как был помощником комбайнера в юности, так и остался. Он думал: раз он в юности на комбайне работал, то может и партией руководить, и страной – с разницей, что за это платят больше, чем в колхозе.
— Но Горбачев стал первым после Хрущева руководителем, который напрямую разговаривал с людьми.
— Он обожал свои многословные публичные выступления, потому что его хвалили за то, как хорошо он выступает. Говорить не по бумажке – это еще не достижение. Наизусть можно и стихи читать. Использовать же на практике можно было только то, что было понятно сформулировано в партийных директивах и других документах. Вообще сказывалось, что Горбачев никогда не работал на серьезной масштабной хозяйственной работе.
— В одном интервью вы говорили, что Горбачев больше «хотел понравиться Раисе Максимовне, а не нам, членам политбюро». Вы не переоцениваете влияние «первой леди»?
— Судите сами. Обсуждался вопрос, брать ли кредит у ФРГ в размере 10 млн марок. И я, и многие другие члены политбюро были против. Что это за подачка такая? Зачем она нужна? Вроде бы так и решили – не надо. Но наутро Горбачев приходит на политбюро и говорит: «Мы вчера после заседания собрались с моими советниками, и Раиса Максимовна там была».
Новости партнеров
И оказалось, что Раиса Максимовна сказала «надо» – и это стало определяющим. Так серьезные вопросы «перерешались». Он навязывал нам какую-то женскую волю.
Я не уважаю руководителей-подкаблучников. А Горбачев был под каблуком у Раисы Максимовны. Он ввел этот порядок, что жена всегда и всюду ездит вместе с ним, и мы должны это копировать. Я был против этого. Есть личные дела, а есть служебные. В театр, на концерт – да, пойдем, а, скажем, в служебной командировке за границей что тебе делать, моя дорогая?
— Летом 1990 года, накануне XXVIII съезда, подписали обращение с призывом к отставке Горбачева. Но на самом съезде все же проголосовали за его кандидатуру. Почему вы тогда так колебались?
— Я знал четко, что нужного количества голосов не наберем. Были знаки и намеки, что этого не будет. И я знал: если освободить Горбачева от должности генсека, он за это отомстит нам уже на другой – на должности президента СССР. Он по характеру мстительный человек. Поэтому я поменял свое мнение.
Когда на съезде мне предложили пойти на должность заместителя Горбачева, я отказался, потому что уже четко понимал, что с ним не сработаюсь. А какой-то силы, на которую я мог бы опереться, ни в Латвийской ССР, ни вообще в СССР за мной не было. Вообще наших сил – верных партии людей – осталось мало. На местах в регионах страны я мало кого знал. А попробуй начать ездить агитировать против генерального секретаря – домой точно не вернешься!
— У вас в Латвии и в соседней Литве в январе 1991 года произошли кровопролитные события, ставшие предвестиями распада Союза. Как реагировал на эти события Горбачев?
— Задолго до этих событий на политбюро Горбачев вообще всерьез не воспринимал моих сообщений насчет того, что происходит в Прибалтике. Выслушает, а потом говорит: «Ну вы там действуйте по обстановке, решайте, давайте-давайте». Точно так же он игнорировал первого секретаря ЦК Компартии Литвы Миколаса Бурокявичюса.
Во время беспорядков в Вильнюсе 13 января 1991 года Бурокявичюс просил Горбачева, как президента СССР, ввести в Литву войска для наведения конституционного порядка, но тот эту просьбу проигнорировал. Войска в итоге все же вошли, но по приказу министра обороны СССР Дмитрия Язова и министра внутренних дел Бориса Пуго. После этих событий захватившие власть в Литве националисты обвинили Бурокявичюса в государственном перевороте и позднее заключили его в тюрьму.
— Когда Горбачев прилетел из Фороса после провала ГКЧП, то он на первой же пресс-конференции пожаловался: с возвращением в Москву его не поздравили только три человека – Муаммар Каддафи, Саддам Хусейн и Альфред Рубикс. Вообще, конечно, странный список. Можно ли сделать вывод, что вы превратились для Горбачева в некую огромную зловещую для его сознания фигуру, сопоставимую по уровню с главами других государств?
— Горбачев всегда пытался играть такую роль, чтобы в любой ситуации только он выглядел победителем. В Форосе он изображал, что находится под арестом, хотя его никто не арестовывал, не отбирал ни охрану, ни правительственную связь. Вернулся из Фороса – все вокруг должны были страдать. У него всегда было так: удастся победить – в этом заслуга только его, а если проиграл – все кругом виноваты, кроме него.
Сравнивая меня – первого секретаря ЦК Компартии Латвии, с главами государств, Горбачев меня как бы выставил одним из главных организаторов ГКЧП. Его слова стали сигналом для наших латышских националистов – что Москва разрешает им брать меня и делать все что захочется. С таким мнением согласился и мой адвокат. Мы с ним хотели пригласить Горбачева на судебный процесс надо мной, хотя было ясно, что он не приедет. Суд тоже не торопил Горбачева с приездом. Я написал ему: «Михаил Сергеевич! Если меня судят за то, что я недостаточно защищал Советский Союз, не создавал в Латвии для этого вооруженные силы или что-то еще, то я готов с этим согласиться и в чем-то себя упрекнуть». Два письма я ему отправил, и они ушли, но ответа никакого не было.
Многие мои документы, записи хранились в тот момент не в Риге, а в Москве, в номере гостиницы «Красный Октябрь» – сейчас это «Президент-отель». Когда меня арестовывали, то из Риги в Москву вызвали моих сыновей. В их присутствии изъяли мои бумаги из номера, вырвали все страницы с записями из блокнотов. Сыновьям дали только то, что осталось. Я остался «без языка». Эти записи, в частности, мне бы пригодились, когда я в декабре 1991 года – уже из тюрьмы – просил Горбачева созвать внеочередной Съезд народных депутатов СССР, чтобы спасти Союз. Но этого не случилось. Хотя Съезды народных депутатов по Конституции СССР были выше власти президента страны.
— Будь у вас возможность быть услышанным, что бы сказали Михаилу Сергеевичу на 90-летие?
— С тех пор, как я вышел из тюрьмы, никогда не думал о том, хотел бы встретиться с Горбачевым и что-нибудь ему сказать. Просто не хочу его видеть.
