Уходящий 2020 год поставил перед нами, как человечеством, как это принято говорить, вопрос ребром. Тупик, в который попало человечество — это, конечно, не тупик развития, а выбор между двумя неприемлемыми сценариями выхода из сложившегося системного кризиса.
Системность кризиса — в его цикличности. Цикличность развития обусловлена непреодолимым противоречием капитализма, базирующегося на ссудном проценте. Любое производство в конкурентной экономике стремится к нулевой рентабельности, и как только рентабельность падает ниже ставки кредита, возникает долговой кризис. Который можно разными ухищрениями отодвигать, перекладывать долг на будущие поколения, но законы развития неумолимы — будучи запущенным, кризис только ускоряет свое течение и развитие. Динамика роста несбалансированных противоречий всегда положительна, и чем дольше оттягивается неизбежное, тем тяжелее будет протекать разрешение кризиса.
Новости партнеров
Решение любого системного кризиса всегда выглядит одинаково. Необходимо мобилизовать ресурс и бросить его на разрешение противоречия. В нашем случае это невозможно, так как противоречие между падающей рентабельностью и ссудным процентом в рамках капитализма неустранимо. Оно может быть преодолено в другой системе, где деньги перестают быть товаром. Социализм это, в общем-то, продемонстрировал. Но при этом показал, что у некапиталистической системы есть свои собственные проблемы системного характера, нерешаемость которых приводит к тому же самому результату. Однако пока мы живем в глобальной капиталистической системе, и любые иные гипотетические конструкции имеют сегодня лишь теоретический смысл.
Системный кризис потому и системный, что в коллапс попадает всё, что относится к понятию «система». В нашем случае мы имеем дополнительную проблему, связанную с управленческим кризисом, когда управляющий контур уже не в состоянии справляться даже с повседневным функционированием избыточно сложного для него управляемого объекта. Когда процессор не справляется с требованиями программы, которую он отрабатывает, возникает эффект зависания и сбоев. Умный пользователь меняет процессор на более мощный, обычный — просто нажимает кнопку «резет» и на какое-то время программой снова можно пользоваться. Есть и третий выход — на старом процессоре использовать менее ресурсоёмкую программу. Упростить управляемый объект, иначе говоря. Сменить процессор сегодня не представляется возможным — коллапсирующая система управления сама деградирует вместе с управляемым объектом, а потому найти в мировой или страновых элитах управленцев более высокого класса, да еще создать из них работоспособную управляющую систему нового поколения — это возможно только извне самой системы. Проще говоря — требуется высшая сила, которая сможет спроектировать такой переход. Раз это фантастика, то остается либо постоянно тыкать в кнопку перезагрузки, либо снижать требования к программному обеспечению (управляемому объекту).
Мировые войны — это как раз тыканье в кнопку. Перезагрузка, которая не меняла суть самой системы капитализма, но разгребала накопленные проблемы. Долговой кризис разрешался через перераспределение собственности за счет проигравших в войне и за счет ускоренной дезинтеграции накопленных материальных ценностей (так называемая «расчистка строительной площадки») для запуска новой итерации, нового цикла. В ходе которого происходило всё то же самое, хотя и на более высоком технологическом уровне — в ходе войны ускоренно за счет мобилизации ресурса решался вопрос технологических прорывов, и военная индустрия после войны становилась локомотивом послевоенного развития, перенаправляя ресурсы и технологии в гражданский сектор.
Однако война, тем более мировая — это всегда риск неопределенности. Победитель не может быть запроектирован, да и итоги любой войны могут носить один из трех базовых сценариев — вин-вин, вин-луз и луз-луз. Третья мировая война слишком опасно подошла к сценарию общего поражения просто потому, что современные средства уничтожения слишком рискованы в плане применения с точки зрения «расчистки площадки».
Однако отказ от разрешения системного кризиса невозможен. Его можно оттянуть, его можно отложить, но его невозможно игнорировать. А потому выбор невелик — либо перезагрузка через войну, либо деградация социума, ставшего слишком сложным для управляющей элиты.
20 год стал годом, когда неустойчивый консенсус между сторонниками каждого из выборов оказался разрушен. Пандемия коронавируса (что бы под этим ни понимать) стала инструментом разрешения противоречия между этими группировками, по итогам борьбы которых и станет понятно — по какому пути цивилизация пойдет решать базовую проблему нынешнего этапа.
Естественно, что сама по себе пандемия — очень сложный и многофакторный процесс, в котором каждый субъект (их немного, но они есть) пытается «вырулить» на решение стоящих перед ним текущих задач с выходом на новое пространство решений.
Новости партнеров
Скажем, Китай подошел к 20 году с очевидным пониманием того, что мировой кризис рано или поздно (и скорее всего, рано) накроет и его. Еще до истории с коронавирусом были опубликованы стресс-тесты системообразующих банков Китая, из которых следовало, что рост ВВП страны на 4 процента станет катастрофой для двух третей ключевых финансовых институтов Китая. Причина известна — из кризиса 2008 года Китай начал выходить через создание собственного внутреннего платежеспособного рынка, который мог существенно заместить выпадающий экспортный спрос. Задача была в целом решена, но чудес не бывает: стремительный внутренний рост был создан накачкой ликвидности, которая нависает над китайской экономикой. 4% роста ВВП — красная черта, за которой нависшие астрономические долги должны были начать свое неостановимое движение, снося на своем пути всё. Логично, что китайцы приняли решение: если катастрофа неизбежна, то ее нужно возглавить. Прятаться по кустам и подвалам — это удел северных ничтожеств.
Китай использовал тривиальную ОРВИ в качестве ударного инструмента, который оказался востребован группировкой глобалистов для решения уже их задач. Китай же, обрушив промышленность конкурентов, сохранил свою. И теперь даже в условиях существенно сократившегося мирового спроса держится гораздо лучше стагнирующих конкурентов. Пандемия стала спасением для китайской экономики, решившей выбор из очень плохого и просто плохого сценария в пользу просто плохого. Плохо всем, но всем остальным еще хуже.
Глобалисты воспользовались китайским подарком, инициировав мировой кризис — пандемию информационного террора. Они обладают контролем над СМИ, интернетом и обладают технологиями переформатирования массового сознания. Что и было продемонстрировано в ноябре в цитадели мирового капитала — в США. Я лично вполне склонен доверять Трампу в вопросе его уверенности в тотальной фальсификации итогов выборов в ключевых штатах. Слишком «аномальными» выглядели графики голосования — кому, как не нам в России, знать, что это такое, когда ни один график даже близко не напоминает нормальное распределение. Трамп, быть может, даже был готов к такому развитию событий, но у него не было тех инструментов, которыми обладали его противники. А борьба — это всегда соревнование организационных структур и технологий. И здесь он проиграл вдребезги. У него не было ничего. Он не мог толком контролировать даже свой аккаунт в твиттере, о чем еще говорить…
2021 год мы встречаем в условиях близкой победы одной из двух глобальных мировых элитных группировок. Что означает главное: нас будут тащить по пути ускоренной деградации социума. Что должно дать в руки глобалистов тот ресурс, дефицит которого и привел к катастрофическому системному кризису. Из любого системного кризиса всегда есть выход. Он заключается в проектном лишении ресурса части системы, высвобождении его для спасения всей остальной ее части. Кто за все заплатит — вот ключевой вопрос разрешения системного кризиса. И глобалисты дали на него ответ — средний класс. Именно его пускают под нож, именно он должен исчезнуть в ходе революционных (по всем меркам) преобразований и трансформаций. Его ресурс — собственность и активы — сгорят в обеспечение накопленных долгов, и он же будет потрачен на преодоление фазового перехода к новому технологическому укладу.
На выходе мы будем иметь неофеодальное общество, в котором не будет среднего класса, а значит — исчезнет потребность в демократии и демократических институтах. Это не означает, что они не будут ритуально представлены в симулякрах национальных государств и их структур. Но в феодальном устройстве демократия и национальное государство — избыточная и ненужная финтифлюшка, а потому главенствующую роль в новом социуме будут играть новые феодалы — корпорации. Мир войдет в новую итерацию нового Средневековья, хотя это будет Средневековье с интернетом, ракетами и космосом. И вряд ли оно продлится как прежнее, тысячу лет. Но сотню-полторы — вполне возможно.
И все это произошло в 20 году. Этот год стал точкой опоры для нового проекта, который уже точно начинает реализовываться у нас на глазах. Впрочем, смотреть и видеть — это два совершенно разных глагола, обозначающих совершенно разные действия. То, что мы смотрим на творящееся у нас перед глазами, не обязательно означает, что мы видим, что за этим происходит.
