О необходимых мерах по итогам журналистского расследования резонансного отравления
Так есть ли основания заводить уголовное дело в связи с отравлением (или неотравлением) Алексея Навального? Или пусть сначала немцы нам передадут какие-то материалы? Которые они нам не передают, потому что соглашение у нас о помощи по уголовным делам, а именно уголовного дела в России на эту тему все нет…
Есть ли вообще предмет для долгих и сложных обсуждений, споров, препирательств или же должно быть ясное и однозначное решение?
Новости партнеров
Давайте разбираться.
Хорошо иметь «идейную убежденность». И заранее точно знать, что правда, а что — ложь. Независимо ни от каких аргументов — априори.
Например, заранее точно знать, что оппозиционера отравил именно президент страны — пусть не лично, но кто-либо действовал по его непосредственному приказу. Или наоборот: что, во-первых, никакого отравления вообще не было; во-вторых, оппозиционер отравил себя сам; в-третьих, его отравили уже в Германии, в-четвертых, что никакой он вообще не оппозиционер…
Но это — и первое, и второе, равно — хорошо исключительно для собственного внутреннего спокойствия идейно убежденных людей. А для страны, для ее нормальной жизни и какого-то дальнейшего развития, что нужно?
Прежде всего, независимо от симпатий и антипатий, отстраниться от фигуры конкретно Навального. Пока отстраниться. Равно как и от его уверенности, что первопричиной событий стало его заявление о будущем самовыдвижении кандидатом в президенты России.
Есть ли в принципе факт отравления оппозиционного политика (неважно, хорошего или плохого) российскими властями (также оговорим, неважно, хорошими или плохими)?
Неизвестно. Компетентные органы России его не признают.
Новости партнеров
До сих пор не признавали. Но есть набор фактов.
Под первой их частью — о том, что в крови гражданина России обнаружены следы примененного химического оружия — подписались эксперты лабораторий целого ряда западных стран. Можно спорить, но должен же быть и какой-то механизм перепроверки? В том числе, кстати, в наших же российских лабораториях, но соответствующего уровня — сертифицированных Организацией по запрещению химического оружия.
Мы же не выходим из этой организации, признаем ее? Более того, напомню, совсем недавно наши власти, в сотрудничестве с этой организацией и под ее давлением, даже разоружали своего союзника, еще точнее — изымали химическое оружие у Сирии. Почему же официально и публично не перепроверить факты (сообщения о фактах, утверждения западных лабораторий) в наших же лабораториях, официально аккредитованных в этой международной организации, членами которой мы являемся?
Под частью второй — о, скажем чрезвычайно мягко, подозрительных действиях должностных лиц, находящихся, скажем опять предельно мягко и общо, на государственной службе Российской Федерации — подписались ряд авторитетных (оговорим — авторитетных в западном мире, у нас — свои авторитеты, например, «60 минут» на «России-1») западных СМИ. Они, по результатам проведенных ими расследований, а также сам пострадавший в своем новом видеоролике сообщили более жестко: не только факты, но и выводы — об ответственности конкретных должностных лиц за организацию и проведение отравления.
Но мы зафиксируем лишь приводимые ими сведения, скажем мягко, подозрительной тайной (но ставшей явной) «опеки» высокопоставленными госслужащими оппозиционера, позднее необъяснимо заболевшего. Для нас существенным является, прежде всего, верны ли сведения? Подтверждаемы ли они или же, напротив, опровергаемы?
И затем, если сведения верны, являются ли они нормой или же чем-то выходящим из ряда вон? Требуют ли эти сведения, в случае подтверждения, какого-то внятного публичного объяснения, например, как факты нормальной работы государственной службы в интересах государства и общества? Или же, как выявленные и преданные огласке примеры явных отклонений от нормы и злоупотреблений должностным положением, эти факты несут собой, как минимум, серьезную угрозу обществу и государству?
Вот здесь, повторю, с моей точки зрения, важно прекратить все споры о том, кто такой Алексей Навальный, достоин ли он быть преданным анафеме, изгнанным и, наконец, отравленным или же, напротив, быть избранным президентом России. Не о нем именно, не о его роли и судьбе речь.
Картина должна выглядеть, с моей точки зрения, так.
Новости партнеров
Набравший за три дня более 13 миллионов просмотров ролик Алексея Навального «Дело раскрыто. Я знаю всех, кто пытался меня убить» должен рассматриваться как сообщение через СМИ о факте преступления, его деталях и круге подозреваемых. Это, по сути, публичное заявление гражданина России, группы граждан и ряда иностранных СМИ о факте тяжкого преступления, совершенного в России. Обоснованное ли заявление, допустим, пока не знаем. Но заявление подтверждаемое большим количеством приводимых сведений, которые, видимо, надо перепроверять. Не на вскидку, мол, это вероятно или не очень вероятно. Не в голове какого-нибудь пресс-секретаря или даже самого президента, но соответствующими государственными институтами — в рамках формализованной процедуры, предусмотренной законодательством.
Напомню, в соответствии со статьей 140 УПК РФ, поводом для возбуждения уголовного дела служит, в том числе, «сообщение о совершенном или готовящемся преступлении, полученное из иных источников». Вот оно — ролик на общедоступной платформе, с которым ознакомились уже более восьми миллионов человек.
Основанием для возбуждения уголовного дела (по той же статье 140 УПК РФ) является наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления. Верны ли данные, понятно, надо перепроверять, но достаточность и признаки преступления, согласитесь, очевидны.
Наконец, каков должен быть порядок рассмотрения сообщения о преступлении? Статья 144 УПК РФ устанавливает, что, по общему правилу, соответствующие органы и должностные лица обязаны принять, проверить сообщение о любом совершенном или готовящемся преступлении <…> и принять по нему решение в срок не позднее трех суток со дня поступления указанного сообщения. Конечно, далее срок может продлеваться, но важно, что «машина» должна быть запущена. И, с учетом масштаба общественного резонанса, граждане вправе знать, что в ней происходит, и если уголовное дело не возбуждается и не расследуется, то на каком этапе «машина» забуксовала и почему?
Уровень расследования. Конечно, с одной стороны, жизнь каждого человека важна, но, с другой стороны, покушение покушению рознь. Если речь о заурядной (к сожалению) поножовщине, то и расследовать логично какому-нибудь местному райотделу. Но если целый ряд авторитетных в мире (в мире не только западном, но и нашем, коль скоро мы не выходим из Организации по запрещению химического оружия) лабораторий утверждают, что было применено запрещенное химическое оружие, то, наверное, и уровень расследования такого чрезвычайного происшествия (как минимум, заявления о происшествии) должен быть соответствующим.
Не говоря уже о том, что в качестве подозреваемых в сообщении о преступлении фигурируют должностные лица силовых структур, следствие по которым, в соответствии со статьей 151 УПК РФ, производится следователями Следственного комитета.
Значит, такое сообщение о преступлении, распространенное через СМИ, должно быть предметом для рассмотрения Следственным комитетом России.
А если приведенные сведения (истинные или ложные, допустим, нам пока неизвестно) с точки зрения правоохранительных органов недостаточны для проведения проверки и возбуждения уголовного дела, то, наверное, самое время включиться институту парламентского расследования? Как минимум, всей парламентской оппозиции, независимо от политических взглядов и предпочтений, решительно публично требовать проведения такого расследования? Речь ведь не о конкретном человеке и его возможном отравлении, но о функционировании всей государственной машины?
Но на это у нас предусмотрено, тщательно позаботились заранее: в соответствии со статьей 4 ФЗ «О парламентском расследовании Федерального Собрания Российской Федерации», парламентскому расследованию не подлежат, кроме деятельности президента и судов, еще и «деятельность органов дознания и предварительного следствия»…
А вы не знали?
Не знали, что все само главное никакому парламентскому, то есть, истинно общественному расследования, у нас не подлежит?
Если не ошибаюсь, менее чем через год — выборы в Думу. С какими основными идеями и тезисами пойдут партии и кандидаты — крышу починить или забор поправить? А вернуть парламенту его истинную функцию?
Правда, напомню: после последней «Поправки в Конституцию» никакой новый закон вопреки президенту и Конституционному суду, в котором он может, по сути, оспорить даже преодоление его вето на закон, пройти в принципе не может. Этот поезд для нормального эволюционного развития, похоже, уже упущен…
Тем не менее, пусть не представители общества — парламент, но само общество все же вправе требовать от властей расследования того, что содержит все признаки преступления?
И, наконец, о секретности. Конечно, есть опасность, что все сведения о проводимом расследовании, если оно все же будет официально начато в России, могут пытаться засекретить — на том основании, что в исходном сообщении о преступлении фигурируют сотрудники спецслужб и в той или иной степени засекреченные объекты.
Вот здесь нам придется вернуться к фигуре пострадавшего.
Согласитесь, стоит разделить два принципиально разных случая.
Одно дело, если бы пострадавший (Навальный) был подозреваемым в измене Родине, шпионаже, подготовке диверсионного или террористического акта или, как минимум, допущенным к государственным секретам, при наличии угрозы их разглашения или иного раскрытия.
Тогда могло бы быть вполне обоснованным государственной необходимостью проведение в отношении такого гражданина секретных операций, включая наружное наблюдение, прослушивание и что там у них положено в таких случаях еще. И затем, соответственно, засекречивание имен работавших в интересах госбезопасности агентов и методов их деятельности.
И дело совсем другое, когда речь идет о политическом деятеле, совершенно неважно, симпатичном нам или нет, отстаивающем разделяемые нами или не разделяемые нами взгляды и ценности. Главное: о политике, действующем в легальном поле, демонстративно публично, строго в соответствии с Конституцией (какими бы поправками ее ни пытались извести) и законами страны. В этом случае: о каких законных секретных операциях в отношении такого гражданина вообще может идти речь? И соответственно, о каких основаниях для засекречивания чего-либо и чьих-либо действий?
Соответственно, изначальная постановка вопроса в связи с обращением к гражданам страны и властям через СМИ гражданина России, группы граждан и ряда иностранных СМИ о совершенном преступления и подозреваемых в его организации и осуществлении должна быть ясной и однозначной: требуется открытое официальное расследование и затем столь же открытый судебный процесс.
Над кем?
Это — в зависимости от того, что выявит (подтвердит или опровергнет) следствие. Либо над организаторами и исполнителями покушения на гражданина России, да еще и с использованием запрещенного международными конвенциями химического оружия. Либо над фальсификаторами фактов и клеветниками.
Обращаю внимание: в ходе открытого процесса над фальсификаторами фактов и клеветниками те же сведения из того же сообщения в СМИ (ролика, набравшего уже более 8 миллионов просмотров) все равно придется проверять и доказывать их достоверность или, напротив, несоответствие действительности.
Если же не будет ни того, ни другого процесса, то, считай, просто нет такого государства Российская Федерация. Во всяком случае, как стоящего на защите интересов, здоровья и жизни своих граждан.
Автор — политический деятель, экономист, публицист
