Об ужасах советского режима в 80-е годы любили писать не только доморощенные пророки и прочие диссиденты, но и угнетенные афроамериканцы с паспортами СССР
Чернокожий инженер и писатель Роберт Робинсон – человек удивительной судьбы, родившийся на Ямайке, а затем живший в США и СССР. Причем в Советском Союзе он прожил 44 года – с 1930 по 1974 год, и об этих самых кошмарных годах своей жизни он в 1988 году написал книгу «Чёрный о красных: 44 года в Советском Союзе». Если быть точнее, то написал он её в соавторстве с неким Д. Слевиным, и, судя по всему, именно благодаря последнему «литератору» сей опус можно отнести не к литературе, а к ярчайшему образчику звездно-полосатой антисоветской пропаганды.
Новости партнеров
Эту книгу даже не пришлось бы переделывать в сценарий антисоветского фильма – бери целые куски и экранизируй, получится не хуже многих голливудских поделок 70-80-х годов.
Как же афроамериканец оказался в СССР и застрял там на долгих 44 года? Всё очень просто: будучи с детства весьма любознательным, Робинсон увлекался техникой и смог устроиться на автозавод Ford в Детройте. Там он подвергался постоянным издевательствам белых расистов, которые был вынужден безропотно сносить. Все изменилось в 1930 году, когда на завод Форда приехала советская делегация и предложила нескольким рабочим, включая Робинсона, заключить годовой контракт для работы в СССР.
В США начиналась Великая депрессия, Робинсон однозначно одним из первых попал бы под сокращение, но тут ему сделали предложение, от которого было очень сложно отказаться – ему не просто предложили работу, но работу высокооплачиваемую. Если в США он зарабатывал 140 долларов в месяц, то в СССР ему платили бы 250, плюс, как говорят сейчас, предоставляли полный соцпакет.
Так Робинсон и ещё несколько американцев оказались на Сталинградском тракторном заводе. И вот здесь произошло то, что в корне отличало Советский Союз от США. Через несколько месяцев на Робинсона было совершено нападение: два белых американца решили научить чернокожего соотечественника хорошим манерам, избили его, но… всё для них кончилось судом и вынесением весьма серьезного приговора.
Правда, тюремный срок заменили депортацией из СССР, а Робинсон вживую столкнулся с таким понятием, как интернационализм. Невзирая на гражданство, в СССР любые проявления расизма, а тем более сопровождаемые насилием, жестко пресекались. Однако это не помешает впоследствии Робинсону и его соавтору Слевину назвать Советский Союз расистским государством.
Вскоре советский «расизм» принял и вовсе странное обличие: после завершения контракта Робинсон оказался в Москве. Где ему предложили поработать на шарикоподшипниковом заводе на ещё более заманчивых условиях. Он согласился и вскоре… был избран депутатом Моссовета! Вот тебе и расистский Советский Союз, устроивший социальный и карьерный взлёт афроамериканцу, который всего два года назад боялся, что его могут линчевать в любой момент. Впрочем, всё это будет очень быстро Робинсоном позабыто.
Новости партнеров
А пока что он поступил в Московский вечерний машиностроительный институт, где получил высшее образование, став инженером. Так как в Америке продолжала бушевать Великая депрессия, Робинсон возвращаться туда не спешил, предпочитая трудиться в стране, которая высоко ценила его труд, ежемесячно выплачивая немаленькую зарплату в валюте, да ещё поселив его не в коммуналке, а в квартире и, разумеется, предоставив прочие блага.
«Жуткая» жизнь в Советском Союзе настолько затянула Робинсона, что он отказался возвращаться в 1935 году в США, хотя на этом настаивало американское посольство. Вместо этого он отказался от американского паспорта и стал советским гражданином. Ну как тут не вспомнить знаменитую фразу из фильма «Брат-2»: «Родина там, где задница в тепле». Звучит грубо, зато правдиво, особенно когда читаешь жизнеописание чернокожего депутата Моссовета.
Кстати, что касается фильмов, то и тут Робинсон преуспел, снявшись в фильме «Миклухо-Маклай», причем с работы его без проволочек отпустили на три месяца, он жил в санатории под Одессой и получал очень хорошие деньги. Но несмотря на такую интересную, сытую и насыщенную жизнь, Робинсон очень страдал: «У меня не оставалось почти никакой надежды когда-нибудь выбраться из Советского Союза. Нельзя было расслабиться ни на минуту. Я знал, что НКВД не спускает с меня глаз».
Вот так и жил с раздвоенной личностью несчастный угнетенный советский афроамериканец, шарахаясь от каждой тени, но отказавшись от американского паспорта и снимаясь в кино. Ну и конечно же, за всё то, что сделал для него СССР, Робинсон отплатил той самой особой «благодарностью», какой любят платить все те, кто готов пнуть и оплевать страну, которая дала им всё, лишь бы удалось как можно заметнее прогнуться перед сторонниками «общечеловеческих ценностей». Поэтому в книге Робинсона-Слевина можно найти такие откровения, до которых не додумались даже патентованные антисоветчики.
Например, вот как он описывает московское отделение милиции, куда он и его сокурсник по институту, некто Лившиц, попали за переход дороги в неположенном месте в 1944 году. Вот что поведал читателям Робинсон со слов Лившица: «Милиционер отпер замок, и мы вошли. Комната была маленькая. Со стен свисали веревки и ремни. В углу была высокая стойка с крюками. Мне приказали раздеться до пояса, и один из милиционеров снял со стены два ремня. Я решил, что они меня собираются пороть и страшно испугался. Ремнями они притянули меня к стойке и заставили поднять голову, после чего схватили за бороду и принялись дергать. Но это было не всё. Упершись ногой в стену, милиционер рванул меня за бороду. Я закричал. Потом на бороду надели какую-то штуковину. Боль была нестерпимая, и я кричал и кричал, пока не потерял сознание. Очнулся я на полу: милиционеры обтирали мне лицо тряпкой, смоченной холодной водой».
Как объяснили потерявшему сознание в этой средневековой пыточной камере Лившицу милиционеры, они заподозрили в нём немецкого шпиона с накладной бородой. Для того, чтобы отодрать накладную бороду, и была придумана стойка с ремнями и крюками. Хорошо, что Лившица не четвертовали, пытаясь отодрать фальшивую бороду.
Разумеется, не мог Робинсон обойти стороной тему репрессий, иначе что это будет за книга о Советском Союзе? Оказывается, вот чем объяснялись массовые репрессии среди инженеров и рабочих: «К весне 1936 года почти все молодые люди, получившие среднее или высшее техническое образование с 1927 по 1932 год, были арестованы. Таким образом, режим сначала создал целый класс специалистов, а потом, усмотрев в нем угрозу своей власти, уничтожил его. Прежде чем ликвидировать квалифицированную техническую элиту, партия и правительство подготовило ей смену. Иначе развитие промышленности могло зайти в тупик».
Действительно, вооруженные гаечными ключами выпускники ремесленных училищ и вооруженные кульманами инженеры и конструкторы представляли серьезную опасность для правящего режима. Вот почему сначала их выучили, потратив миллионы бюджетных рублей, а потом всех посадили, потратив ещё многие миллионы. Ну а то, что Сталин говорил про кадры, которые решают всё и что нам нужно пробежать столетнее отставание от развитых капиталистических стран за десять лет, иначе нас сомнут — так это всего лишь слова. Ведь в реальности, как утверждает неполживый сын африканского народа Робинсон, почти все молодые образованные люди были арестованы.
Новости партнеров
Но и те, кто остался на свободе, продолжали жить в аду. Вот как изнемогал сам Робинсон в доме отдыха, куда партия и правительство зачем-то регулярно отправляли трудящихся, хотя все знали, что их рано или поздно арестуют. Даже завтрак или обед был для Робинсона невыносимой пыткой: «Ежедневно трое моих сотрапезников подвергали меня тяжкому испытанию. Они быстро поглощали свой обед, а поскольку я всегда ем медленно, то следующие 10-15 минут смотрели мне в рот. Все трое сидели, уставившись на меня. У одного изо рта текли слюни, и он глотал их, не сводя с меня глаз. Они не пропускали ни одного движения моей ложки – от тарелки ко рту и обратно к тарелке. Я чувствовал себя, словно в присутствии трех голодных хищников, которые только и ждут, чтобы набросится на меня».
Что-то подобное уже приходилось читать у одного неполживого господина, только там, в почти таких же выражениях, описывался сталинский лагерь за Полярным кругом. Иногда складывается такое ощущение, что подобные тексты пишутся по определенному шаблону и в них лишь меняется место и действующие лица.
А вот таким Робинсон увидел досуг советских отдыхающих. Тех самых, которых пока не арестовали: «В лавке большинство мужчин покупали водку и воблу. Один из отдыхающих тут же начал пить водку из бутылки и закусывать воблой. За несколько минут он съел десять рыбин». «На полках красовалась горчица, черный перец, водка, черный хлеб, сухое безвкусное печенье и слипшиеся конфеты».
Действительно, что может ещё продаваться в лавке близ санатория, кроме водки, перца и слипшихся конфет с горчицей? Не молочный же фальсификат с пальмовым маслом и не крахмально-соевая колбаса, иначе это будет не похоже на советский Мордор, да и западный читатель жаждет услышать другое. Как, например, какой-то хомо советикус пьёт водку из горлá и закусывает воблой в больших количествах. Хорошо, что не травой или землёй.
Мне хоть и не довелось прожить в СССР 44 года, как угнетенному советскими расистами Робинсону, но даже тех лет, что прожить довелось, хватило для того, чтобы знать одну непреложную истину – никто в здравом уме водку воблой закусывать не будет. Во всяком случае, без пива. Плавленым сырком могут, черным хлебом могут, даже конфетой могут, но вот чтобы воблой, да ещё десятком рыбин за несколько минут… Нет, советский человек к такому варварству не приучен, это как если бы француз закусывал коньяк шкварками.
В алкогольной теме познания Робинсона поистине безграничны, хотя сам он был эталонным трезвенником. Что не мешало ему делиться вот какими глубочайшими наблюдениями: «В Америку экспортируют советскую водку в бутылках с завинчивающейся пробкой, а в СССР бутылки закрыты пробкой из алюминиевой фольги с язычком. Чтобы открыть бутылку, пробку нужно сорвать, после чего её выбрасывают. В результате, содержимое открытой бутылки обычно выпивают до последней капли».
Оказывается, в пьянстве значительного числа советских граждан виновата всего-навсего пробка с язычком, из-за которой бедолаги вынуждены допивать бутылку до конца. Вот была бы бутылка с завинчивающейся пробкой, так никакой проблемы пьянства в СССР не было бы. Выпил, закусил воблой, завинтил пробку и пошел строить коммунизм. Но не продавались в СССР бутылки с такими пробками…
В 1937 году Робинсон впервые в жизни столкнулся с советской коммуналкой, придя в гости к своему знакомому, некоему Георгию Абрамóвичу. Пообщавшись с однофамильцем будущего владельца клуба «Челси», советский афроамериканец делится с читателем очередными жуткими деталями быта тех лет: «Семья Георгия всегда просыпалась в четыре часа утра, чтобы не стоять в очереди в туалет, которая начинала выстраиваться часом позже. Потом они снова ложились спать на полтора часа».
Невыносимый быт дополняли неприятности Абрамовича на работе. Вернее, в конструкторском бюро, откуда его выгнали с формулировкой: «Уволен за несоблюдение правил социалистической безопасности и потерю бдительности по отношению к иностранцам».
Причиной увольнения, по словам Робинсона, было их с Абрамовичем общение, хотя никаким иностранцем он уже не являлся, так как не только имел советский паспорт, но и совсем недавно был депутатом Моссовета.
А уж как настрадался Робинсон за 44 года из-за отсутствия в его жизни женщин. И не потому, что к нему не проявляла интерес прекрасная половина человечества, а потому что «я боялся на двадцатом году совместной жизни узнать, что всё, что я говорю или даже чувствую, жена сообщает в КГБ». «Так или иначе, любая попытка установить серьезные, длительные отношения с русскими женщинами была обречена. Все советские граждане находятся под постоянным контролем. Ни я, ни эти женщины не были свободны».
Судя по таким откровениям, даже в местах не столь отдаленных с их строгим режимом и колючей проволокой сексуальная жизнь была более насыщенная, чем у известного и проживающего в отдельной квартире бывшего депутата Моссовета, киноактера и инженера Робинсона. Но виноват в этом, конечно же, не он сам и не его зашкаливающая паранойя, а вездесущий НКВД-КГБ. Агенты которого ему чудились в каждой женщине, кто обращал на него внимание.
Ну и наконец пришло время поговорить о советском расизме. Робинсон посвятил этому целую главу, которую так и назвал – «Расизм в СССР». И вот что он сообщает читателю: «К концу пятидесятых годов усилиями советского руководства в сознании русских людей укоренился кичливый национализм, который я, чернокожий и нерусский, едва мог выносить. К 1962 году расизм принял острую форму. На всех чернокожих смотрели, как на людей второго сорта. Такого откровенного расизма, по-моему, не было в Америке даже в двадцатые годы, не говоря уж о более позднем времени».
Неизвестно, в каком СССР и в каком городе жил Робинсон, иначе должен был обратить внимание на появление после проведения в Москве Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 года такого термина, как «дети фестиваля». По данным ГУВД Москвы, после фестиваля родилось более 500 детей, которых при всем желании трудно было отнести к европейцам. Это если выражаться политкорректно. Ничего подобного в тех же самых США в те годы быть не могло, несмотря на весьма высокий процент чернокожего населения.
Так где же к африканцам относились, как к людям второго сорта? Что рожали от них сотни детей, да ещё зная, что африканский папаша о своем ребенке вряд ли когда узнает. Проживая в Москве, Робинсон наверняка мог бы знать и троих чернокожих братьев Паттерсон, один из которых был советским офицером-подводником, а второй – телевизионщиком.
Но вместо этого он зачем-то пишет: «Я так никогда и не примирился с расизмом в Советском Союзе. Расизм постоянно испытывал моё терпение и оскорблял человеческое достоинство». «На самом деле всех нерусских считают в этой стране неполноценными».
Причем к неполноценным Робинсон относит не только африканцев и азиатов, но и украинцев, и вот в этом гаденьком утверждении весьма отчетливо прослеживается «направляющая роль» его соавтора. Видимо, мистер Слевин тот ещё был специалист в своей области, хорошо знающий, где надо расставить нужные акценты.
А чего только стоит получение приглашения Робинсона на концерт известного музыканта Поля Робсона в 1934 году: «Приглашение, как вся официальная корреспонденция, которую я получал, было адресовано «негру Роберту Робинсону».
То есть на каждом письме или телеграмме, адресованной Робинсону, было написано не «товарищу Робинсону» и не «гражданину Робинсону» и даже не «господину Робинсону», а «негру Робинсону». Именно в этом нас хочет убедить то ли он сам, то ли его соавтор Слевин. В данном случае непонятно, кто конкретно из них врёт – как дышит.
Можно и дальше перечислять интересные моменты из весьма неинтересного жизнеописания Роберта Робинсона, но и вышеприведенных достаточно для того, чтобы понять главное – читать в этой книге не о чём. Робинсону довелось прожить в СССР с 1930 по 1974 год, быть очевидцем великих свершений и великих трагедий, но всё, что можно вынести из этой книги, так это карикатурное изображение советских людей, пьющих водку и закусывающих её воблой, очередь в коммунальный сортир, которую надо занимать в пять утра, неприкрытый расизм в СССР, который 44 года страшно унижал Робинсона, хотя именно советский закон вступился за него, когда он подвергся нападению американских расистов. Ну а вершиной всей этой антисоветской литературщины является описание средневековой камеры пыток в московском отделении милиции. Видимо, Робинсон и его соавтор совсем уж держали читателей за идиотов, описывая тест на подлинность бороды, который довелось пройти несчастному Лившицу.
С точки зрения информативности книга «Черный о красных» является абсолютно неинтересной, а вот с точки зрения антисоветской пропаганды она явно удалась. Робинсон и Слевин смогли выломать ещё один кирпич из фундамента СССР и в очередной раз рассказать западному читателю о жуткой стране, где нет даже намеков на свободу, где пытки в средневековых застенках – часть повседневной жизни, где в магазинах есть только горчица и слипшиеся конфеты.
Просто удивительно, что эта книга не была издана в Советском Союзе во время перестройки, а впервые увидела свет на русском языке только в 2012 году. Данный опус, несомненно, мог бы внести и свой вклад в борьбу с советским строем, ничуть не меньший, чем писанина неполживых пророков и прочих любителей резать правду-матку о страшном советском Мордоре. И как только такую книгу умудрились проглядеть «прорабы перестройки», отвечающие за гласность и новое мЫшление? Для них она была бы очень ценным подспорьем в оболванивании электората.
Впрочем, и без книги измученного советским расизмом Роберта Робинсона они добились всех поставленных целей – электорат удалось оболванить так основательно и капитально, что даже дети тех, кто был свидетелем уничтожения СССР, уверены в том, что перестройщиками всё было сделано правильно. Что уничтоженная ими вторая экономика мира и ядерно-космическая сверхдержава проиграла с разгромным счётом историческую гонку туалетной бумаге.
И переубедить их в обратном отныне уже невозможно. Для этого надо иметь сознание гражданина высокоразвитой страны, а не папуаса племени «мумбо-юмбо», млеющего от вида вздувшейся просроченной консервной банки и использованного обрывка пипифакса.
