72% россиян считают, что интересы власти и общества не совпадают. Об этом говорят данные опроса «Левада-центра». Как отмечают социологи, это максимальное значение с ноября 2007 года. Прежний рекорд был зафиксирован в октябре 2011-го — в преддверии зимних массовых протестов. Он составлял 68%.
53% от числа тех, кто говорит о расхождении интересов, считают, что власть мало волнует, как живет народ. Еще 19% указывают на отсутствие обратной связи между теми, кто принимает политические решения, и населением.
Новости партнеров
По мнению директора «Левада-центра» Льва Гудкова, «тот факт, что максимальное число россиян говорит о несовпадении интересов власти и общества, указывает на размывание того, что когда-то называли общественным договором».
«Раздражение властью проявляется по-разному — не только в негативной оценке правительства, Госдумы, „Единой России“, но и в ощущении неэффективности и коррумпированности власти. У населения растет ощущение, что власть неэффективна и далека от общества, и что ей нечем ему ответить», — считает социолог.
Он также отмечает, что после пенсионной реформы социальное раздражение приобрело стойкий характер.
«На фоне стагнации и сокращения расходов выросло понимание алчности власти. Но это смиренное сознание: люди понимают, что сделать ничего нельзя, в протест это не выливается», — уверен директор «Левада-центра».
Выше всего ощущение разрыва между властью и обществом у предпринимателей, специалистов и рабочих.
«Бизнес считает, что власть будет продолжать на него давить, рабочие и специалисты — что власть продолжит выжимать ресурсы из населения. У менее активных групп это проявляется по-другому: они, особенно бедные, считают, что власть живет за счет народа, но при этом есть и смирение, мнение, что надо терпеть, — это одна из важных характеристик массового сознания», — говорит Гудков.
В такой обстановке поддержка гражданами президента связана не с внутренней политикой, а с международной — с восстановлением авторитета России. Но и она, по данным «Левада-центра», в последние месяцы слабеет: «Раздражение накапливается, идет медленная эрозия легитимности власти», — резюмирует он.
Новости партнеров
Заметим, это вовсе не означает, что Россия стоит на пороге новой революции.
Еще год назад предсказавшие «Болотную» эксперты — экономист Михаил Дмитриев и социолог Сергей Белановский — утверждали: в массовом сознании произошли «фундаментальные изменения». По их мнению, изменилась иерархия запросов, и теперь доминирует запрос не на сильную власть (7%), а на справедливость (80%).
Эти выводы подводили к мысли, что еще немного — и возникнет новая «Болотная». Но за год мы так и не увидели роста протестных настроений.
Ближе к истине, видимо, мнение других аналитиков: Россия вступила в длительный период стагнации, периодических кризисов и экономической деградации. Причем, население приспосабливается к нарастающей бедности — к готовности терпеть, пусть до какого-то момента.
Все сходятся на том, что нужен триггер, который вызывает ощущение острой несправедливости и покажет, что власть не просто недееспособна — она начинает действовать против интересов абсолютного большинства. Однако пока ничего подобного нет.
Это значит, для Кремля нынешнее общее раздражение населения если и представляет проблему, то далеко не катастрофическую.
— Доля тех, кто считает, что интересы власти и общества не совпадают, выросла за счет сокращения доли неопределившихся, — отмечает секретарь ЦК КПРФ, доктор политических наук Сергей Обухов. — Это значит, никаких глобальных изменений в настроениях общества, по сравнению с 2007 годом, сейчас нет.
Да, мы имеем срез мнений по отношению, как модно говорить у либералов, общественного договора с властью. Но видим — если непредвзято смотреть на данные «Левады» — что стабильность сохраняется. Общество выживает, и занято другими проблемами.
Новости партнеров
— Почему все-таки не происходит роста протестных настроений?
— Ключевой индикатор — не совпадение интересов власти и общества, а уровень политизации общества. Вспомните определение революционной ситуации в классическом марксизме — «верхи не могут, низы не хотят». У нас же низы декларируют, что вроде бы «хотят». Но верхи все равно «могут» — это видно по результатам выборов.
В итоге недовольство граждан нарастает, но в действие — в политизацию — этот субъективный фактор не превращается.
Бесспорно, и показатели «Левады» — негативные для власти. Да, общество раздражено — но это глухое раздражение, когда «настоящих буйных мало — вот и нету вожаков».
— В цифрах политизацию можно измерить?
— Наш Центр исследований политической культуры России ведет мониторинг несколько по другим параметрам — по соотношению деструкции и позитива в обществе. Начало наблюдений — 1989 год. Это поздний СССР, когда часть элиты работала на разрушение Союза.
Элита тогда стремилась, напомню, отказаться от советского имперского проекта, и войти на вассальном положении в проект западный. Неслучайно в те годы был популярен пропагандистский лозунг «Европа от Атлантики до Владивостока». Логика тогдашних функционеров — КГБ, партийной верхушки и красных директоров — была примерно такой: будем пить баварское пиво, откажемся от Средней Азии и прочих национальных окраин, разменяем власть на собственность.
Собственно, 1989-й год — это пик переполюсовки интересов в обществе. Так вот, тогда соотношение деструкции и позитива было 8:1. С тех пор мы делаем замеры регулярно, на протяжении 30 лет. И результат 2019 года — соотношение деструкции и позитива 3:1. Причем это соотношение, с некоторыми колебаниями, остается неизменным все нулевые годы.
Это означает, что пока масса позитивно настроенных сограждан — тех, кто поддерживает власть — массу недовольных политически переигрывает. Замечу, что и «Единую Россию» поддерживает примерно треть общества.
Да, среди этих позитивно настроенных есть олигархический слой, есть прикормленная обслуга олигархов, есть также высшая прослойка среднего класса, которой есть что терять. Остальные группы «позитивистов» раздроблены, и их интересы не проявлены — но эти группы имеются.
Поэтому, глядя на социологию «Левада-центра», я понимаю: она нужна, в том числе Кремлю — чтобы понимать, как действует массовое сознание накануне транзита власти Владимира Путина. Но я не вижу в этих цифрах ничего критичного.
— Что могло бы резко усилить политизацию?
— Здесь можно вспомнить опыт позднего СССР — техногенные катастрофы и крупные внутриполитические поражения. Напомню, на излете Советского Союза наблюдались конфликты с национальными республиками, когда Михаил Горбачев то применял силу для их усмирения, то отступал, поджав хвост, и тем самым еще больше дестабилизировал ситуацию.
Сегодня одним из драйверов политизации является пенсионная реформа — рана от нее не зажила. Согласно нашим исследованиям, ее не приняли более 80% сограждан. Это осложняет отношение власти и общества, и сокращает власти поле для маневра.
— Но маневр все же возможен?
— Да. Мы видим, что нынешняя властная верхушка — я говорю не про «Единую Россию» — оказалась чуть умнее верхушки КПСС. Хотя, с другой стороны, советская верхушка сдавала страну, а нынешняя даже не собирается. Здесь можно вспомнить слова бывшего руководителя Совбеза РФ Александра Коржакова: «Вы рулили страной 70 лет — хватит, дайте порулить другим».
С другой стороны, мы помним примеры, когда власть отдавать не хотели — и пришлось бежать.
