Ряд экспертов из консервативно-патриотического лагеря вполне справедливо со всей озабоченностью утверждают, что в России наступает переломный момент политического кризиса. Именно политического, потому что сумма накопленного недовольства от количества экономических конфликтов перешла в качество политического противостояния части общества и части власти. Пока не критического, но с явной тенденцией обеих сторон расширять поле конфликта и вовлекать в него всё новые и новые ресурсы.
В этой связи имеет смысл рассмотреть их позицию и аргументацию с учетом исторического опыта. По мысли основной экспертной части патриотического сообщества, ситуация сегодня выглядит следующим образом.
Новости партнеров
Все системные либералы, встроенные во власть и до поры до времени действовавшие в ней как опора президента Владимира Путина, от скрытого саботажа стали переходить к открытому выдавливанию Путина из власти руками улицы. И ставшие регулярными столичные митинги хипстеров и либеральной интеллигенции, с привлечением части городских обывателей, которым внушили, что «у них украли свободу выбора», по сути, являются ничем иным, как репетицией Майдана.
Они готовятся к настоящему и серьёзному обвалу экономики, который они ожидают около 2021 года, и тогда все наработки найдут применение, а обозначенным силам удастся перехватить и возглавить протест. К падению уровня жизни населения добавляются проблемы утилизации мусора, радикализации молодёжи в всвязи с трудностями получения образования и работы, обострения конфликта в элитах из-за борьбы за сужающийся ресурс. Неуклонное падение исполнительской дисциплины и низкая компетенция чиновничьего аппарата довершит дело.
Всё это должно сложиться в резонанс и сдетонировать, по их мнению, как раз накануне думских выборов. И вот тогда у них открывается «дорога на Москву» — на улицы можно вывести возмущённые массы, а корпус силовиков окажется разрозненным и дезорганизованным. Часть из них до полного развала не станет проявлять активность, а часть уже сейчас готова уйти в ЧВК, которые наводнят страну и станут служить западным хозяевам (средний моральный уровень в силовых структурах далеко не советский).
В связи с этим патриоты вполне резонно ставят вопрос о том, какую им в этой ситуации занять позицию. С одной стороны, они поддерживают лично Владимира Путина и проводимый им внешнеполитический курс на усиление России, но не поддерживают экономический курс режим, считая его либеральным и неспособным удержать даже те серьезные внешнеполитические завоевания, которые удалось сделать после ухода Ельцина вплоть до возвращения Крыма и уничтожения терроризма в Сирии.
С другой стороны, есть понимание того, что в случае удачи Майдана к власти придёт не народ, который свободно выберет тех, кого он захочет, а самый богатый и организованный слой – системные либералы, ориентированные на Запад и уставшие терпеть конфликтную политику Путина в отношении Запада.
Есть понимание, что в случае их победы, они не только отбросят страну намного ниже уровня 1990 года, но и прямо начнут её распад. Они никогда не скрывали несогласия с позицией Путина в отношении Украины, Крыма, Сирии, Запада в целом и, по сути, являются прямыми наследниками Гайдара, Чубайса, Бурбулиса и всей той секты, для которой 90-е – это святые годы и потерянный рай.
То есть это будет победой «Эха Москвы» над «Российским радио», а телеканала «Дождь» над «Первым каналом». Либеральный истеблишмент уверен в своей безнаказанности: принцип сохранения сбалансированности вертикали власти не позволит полностью подорвать их ресурсную базу, а значит, им ничего не грозит.
Новости партнеров
С победой либералов тщательно сохраняемый баланс сдержек и противовесов будет нарушен. Все действия Путина в отношении усиления суверенитета будут обнулены уже озвученной «Перестройкой 2.0», Крым, возможно, будет ими дезавуирован и возвращён Украине, Донбасс отдан на растерзание, начнутся мощные программы разоружения и демонтажа ВПК, а регионы начнут сами выстраивать отношения с Западом, особенно регионы с экспортно ориентированным ресурсом. Никаких иллюзий в отношении судьбы всех четырёх островов Курильской гряды испытывать нельзя – они будут отданы Японии.
Автономии и регионы стремительно начнут парад местных суверенитетов, превращаясь в республики и ханства. В конфликт либеральной и консервативной частей федеральной элиты мощно вклинятся сепаратистские местные и региональные элиты, которые под лозунгом «Даёшь борьбу со статусом экономической колонии Москвы» усилят либеральное крыло, и в контакте с ним сольются с поддержкой Запада. Потеряв федеральный центр, Россия треснет по границам автономий, как СССР треснул по границам союзных республик. Северный Кавказ, Дальний Восток и Сибирь отпадут целыми регионами.
И тогда те, кто боролся за регистрацию каких-то политических фриков на выборы в Мосгордуму, не только окажутся полностью забытыми и вытесненными новой волной трансформаций, но и в буквальном смысле слова умоются кровью, потому что новая оккупационная администрация, пришедшая на плечах системных либералов, окажется жесточайшей диктатурой. И не простой, а опирающейся на все мировые СМИ и миротворческий контингент НАТО.
Это необходимо не замалчивать, а проговаривать вслух, не делая табу из темы последствий победы либерального реванша. Его надо прокачать всесторонне, не оставляя поля для обывательских иллюзий. И особенно иллюзий для части аппарата управления, надеющегося пересидеть в стороне, пока не победит сильнейший, и в новых условиях опять найти себе кормушку.
Разумеется, так далеко нынешние обладатели кипящего от возмущения разума не думают, как не думали о том, что будет с ними в случае распада СССР те, кто в 1990-м требовал запрета КПСС и кружевных трусов в сочетании с гамбургером из Макдональдса. Но патриоты об этом помнят и даже такой полулиберальной и больной всякими недугами России этого не желают.
Предложение об участии в протестах по схеме «давайте сначала свалим этот режим, а потом разберёмся в наших отношениях» патриотов не устраивает. Они понимают, что в силу своей бедности и малочисленности полностью растворятся в либеральной повестке и станут обезьянами, таскающими из огня каштаны для либералов. То есть поучаствуют в уничтожении всякой России, уже без разницы, хорошей или плохой, левой или правой, белой или красной. Как в феврале 17-го и в августе 91-го.
И отвергая такое предложение, патриоты, чтобы не блокироваться ни с теми, ни с этими, выбирают позицию нейтралитета. Они готовы помогать Путину, но жесткому Путину, Путину периода Крымского консенсуса. Но экономические решения правительства – не позволяют им стать по «нашу» сторону баррикад. Поэтому они как бы вне игры и вне схватки. Власть и либералы патриотам одинаково чужды, и помогать кому-либо они не намерены, потому что в таком случае воцарится тот порядок, который патриоты считают для России губительным.
Понимая уязвимость такого аргумента, патриоты оправдывают своё неучастие тем, что нынешний режим якобы всё равно сгнил, утратив способность преодолевать собственные внутренние противоречия, а его либеральные могильщики долго власть не удержат, она вырвется из их рук стихией распада страны. И тут наступит время выхода на сцену патриотов, которые в союзе с оставшимися верными долгу силовиками и спасут Россию.
Новости партнеров
Что тут сказать по поводу такой позиции? Что она наивна и утопична? Что она инфантильна и авантюрна? Что она аморальна и даже преступна? Что те, кто боятся замарать руки и честь, теряют и то, и другое? Это так понятно, что и повторять не имеет смысла. Россия уже дважды шла таким путём и обладает накопленным опытом подобных нравственных исканий.
«Если Родина в опасности, значит, всем идти на фронт»
(В.Высоцкий, «Всё ушли на фронт»)
«Господа офицеры, я прошу вас учесть, кто сберёг свои нервы, тот не спас свою честь» (А.Дольский, «Господа офицеры»)
Добавить к этому, собственно, нечего, да и навряд ли нужно. Ни честь, ни Россию нейтралитетом в объявленной войне не спасти. И в 18-м, и в 41-м патриоты откладывали претензии к власти и шли спасать Отечество. Когда России не станет, а патриоты обнаружат, что ошиблись в расчётах, и воссоздать её из пепла у них не получилось, что они тогда скажут себе и людям? Да и нужно ли будет что-то говорить? Не будет ли уже поздно?