После того, как данные последних месяцев показали новые рекорды улучшения отношения российского общества к Сталину, известные политические группы начали все больше утверждаться в мысли о необходимости пересмотра своей тактики в борьбе против истории страны.
Что дали весенние цифры:
Новости партнеров
— впервые сумма положительных личных чувственных оценок Сталина превысила 50%, при том что сумма отрицательных оказалась на уровне всего 14%;
— впервые положительные оценки роли в истории страны доросли до 70%, отрицательные оказались на уровне 19%;
— впервые (за исключением 2015) в вопросе сумма считающих жертвы оправданными высокими целями и великими результатами превысила процент считающих, что их ничем оправдать нельзя: 46% против 45%. Все предыдущие годы доля считающих, что понесенные жертвы ничем нельзя оправдать, была заметно выше признающих их оправданность. Но разрыв постоянно сокращался. Еще год назад, доля считающих, что понесенные жертвы оправданы, была 36%. Считающих, что оправдать их нельзя ничем, 49%. Сегодня впервые первая цифра превысила вторую.
И эти известные политические группы, странным образом объединенные и ненавистью к Сталину, и поддержкой украинских и прибалтийских нацистов, признали, что постоянное повторение заученных мантр про «ужасы сталинизма» окончательно девальвировалось и требуются новые формы артикуляции своих исторических претензий.
И стали отрабатывать новые. Построенные не на запугивании, а на спекуляции сентиментальностью. На формуле: «Взгляните на их фотографии, эти несчастные лица жертв репрессий, задумайтесь о чувствах тех. чьи родственники покоятся на Бутовском полигоне и в подобных местах. Неужели вам их не жалко?» и т. д.
Если на то пошло – чтобы оценивать эти чувства, их сначала нужно знать. А они разные – и есть огромное количество людей, чьи семьи подчас необоснованно пострадали от репрессий той эпохи, но при этом считающие ее Великой Эпохой в истории страны и испытывающие к ней уважение и симпатии, равно как и собственно к фигуре И.В. Сталина.
Акцентируют же тему чувств пострадавших не они, а, скорее, те, кто имеет либо не имеет родственников-пострадавших, кто просто стремится использовать эту тему в иных политических целях, в рамках своей борьбы за унижение истории страны.
Новости партнеров
Просто строится «провокация сентиментализма»: с одной стороны, погибших почти всегда жалко. Просто потому, что они лишились жизни. И тянет посочувствовать: нормальная человеческая реакция.
С другой стороны, как только ты скажешь: «Жалко», ты как бы присоединяешься к тем группам, которые эту провокационную артикуляцию озвучили. Вроде бы ты уже на другой стороне баррикад: среди тех, кто ведет войну против истории страны и пытается внушить народу комплексы неполноценности и исторической вины.
С третьей, если ты скажешь, что тебе их не жалко, тут же в ответ начинается заламывание рук и причитание, и тебя объявят жестоким, безжалостным и бесчеловечным.
Тактика сентиментальной провокации. Несколько по-новому используемая, но достаточно старая. Это же пресловутое: «Они же дети!», звучавшее и в начале Майдана в Киеве, и по поводу постановочных кадров с площади Бахрир, и в развитие провокаций в сирийской Думе, и еще более чем во многих местах.
Скажете «Жалко» — и вы уже среди осуждающих. Скажете «Не жалко» — и вы уже среди бессердечных.
Скажете «Жалко» — и за это радостно схватятся и предложат почтить память и вынести портреты «жертв репрессий» в колонны некого постановочного «бессмертного барака». Не согласитесь «помнить вечно невинно пострадавших» — и обвинят в неуважении памяти и чувств родственников пострадавших.
Спекуляция? Спекуляция. Провокация? Провокация.
Но в Киеве (и не только) сработала. Теперь готовят, чтобы сработала в России.
Абстрактно – жалко всех. «Уренгойский мальчик», унижаясь в Рейхстаге, жалел «невинноубиенного» немецкого оккупанта, погибшего в Сталинграде. В ответ в Германии уже раздаются голоса с требованием снести памятник на Прохоровском поле.
Новости партнеров
Абстрактно – вполне можно понять чувства родственников немецких солдат, которые не вернулись с фронтов войны.
Те, кого называют «жертвами репрессий», в общем-то не солдаты напавшей на тебя страны. Хотя здесь тоже сложность, потому что кто они (не по фамилиям, а по причинам репрессированности) – сегодня уже тоже понять невозможно.
После волн реабилитаций дело довели до того, что реабилитировали ровно так же по плану, как — как утверждают иные – когда-то по плану репрессировали. И теперь, когда речь идет о том, кто реабилитирован, уже невозможно сказать: он был реабилитирован, потому что в его деле разобрались и он был репрессирован безвинно (как реабилитировали в конце 30-х гг. и большей частью в конце 50-х). Или он был реабилитирован потому, что была политическая установка «реабилитировать по максимуму» (как реабилитировали частично и в конце 50-х, и со второй половины 1980-х).
Превращение реабилитации в политическую заказную кампанию привело к тому, что сегодня почти не установимо, кто был репрессирован безвинно, а кто – за реальную вину.
Стало принято считать, что репрессированные – это те, кто был невинно наказан. И что репрессии – это расправы над невиновными. Только это по определению не так.
Только «репрессии», тем более «политические репрессии», в собственном смысле слова – это не беспричинные расправы. Это «подавление государством сопротивления государственной политике». В ходе которого, более чем к сожалению, достаточно часто, особенно в условиях глобальных исторических переломов, когда друг другу противостоят миллионные массы людей, репрессивные удары обрушиваются и на невиновных, и на непричастных, и просто на своих же.
Лучше, чтобы этого – ударов по последним категориям – не было. Как лучше было бы, чтобы в ходе боев артиллерия никогда не била бы по своим и люди не гибли бы из-за «дружественного огня». А еще лучше было бы, если бы… войн вообще не было и никто вообще не погибал.
Но это – из области общих пожеланий. Пока есть политическая борьба и политическое противостояние, рожденное противостоянием социальных и экономических интересов, будет необходимость в государственном подавлении сопротивления государственной политике. Когда кто-нибудь построит коммунизм – такой необходимости не будет.
Пока никто не построил.
До тех пор сохраняется и будет сохраняться необходимость в политических репрессиях. То государство, которое этого не понимает, падет, как пал Советский Союз, когда поверил в бред о недопустимости репрессий. То государство, которое этого не поймет в полной мере и будет исходить из принципа осуждения репрессий, будет находиться в перманентном полу-кризисе, подобном состоянию нынешней России и не сможет эффективно решать проблемы своего развития.
Тема осуждения репрессий, недопустимости их оправдания и сострадательного почитания памяти от них пострадавших потому и поднимается, и теми в основном поднимается, кто, во-первых, понимает, что если государство начнет применять подавление к тем, кто противодействует его политике или ее саботирует, то именно они окажутся под ударом этих репрессий. И во-вторых – теми, кто так или иначе хочет ослабления и разрушения данного государства.
И ведь что интересно. Практически никто из тех, кто твердит: «Пожалеем жертвы репрессий», не решится ответить на вопрос: неужели ему не жалко лишившихся жизни, благодаря тому, что он и такие, как он, вытворили со страной в конце 1980-90-е годы?
Потому что вина за миллионные жертвы распада государства и разрушение экономики той поры – именно на них, предлагающих пожалеть жертвы политических репрессий.
И потому что им этих миллионов и десятков миллионов, потерявших жизни и страну, дома и близких в результате той геополитической катастрофы – не жалко. Хотя они на их совести. И когда сегодня гибнут люди в Донбассе, в Сирии, Ливии и по всему миру, как они уже гибли в Ираке, Югославии, Чечне, их убивают не только нацисты, боевики, ракеты и самолеты США и НАТО – их убивают в первую очередь именно ЭТИ, «жалеющие о репрессированных».
Абстрактно – жалеть можно очень многих. Сочувствовать – всем: даже виновным. Сожалеть – о невиновных.
Конкретно жалеть и сочувствовать можно о тех и тем, о ком знаешь – кому и почему ты жалеешь и сочувствуешь. То есть знаешь, о каких именно обстоятельствах, достаточных сожаления, идет речь.
Без этого — если где-то или кто-то начинает говорить: «Репрессии недопустимы», или: «Разве вам не жалко их жертвы?», или: «Давайте сохраним навечно память об этих жертвах! Чтобы никогда не повторилось вновь!», — значит, он либо уже скрытно ведет борьбу против данного государства, либо уже не особенно скрытно готовится нанести ему удар.
Как было сказано в старом фильме: «Если враг заинтересовался твоим далеким прошлым, значит, тебе пора задуматься о своем ближайшем будущем».
Автор — российский политический философ, политолог, публицист. Действительный член Академии политической науки, доктор политических наук, профессор MГУ
