По понятным причинам всему миру сейчас не до того — но нас скоро будут судить. Нидерланды окончательно договорились с Украиной о том, чтобы провести у себя процесс по делу о сбитом малайзийском боинге.
Кто при этом точно не виноват — известно заранее. Еще в начале июня голландцы сообщили, что к Украине претензий нет и быть не может.
Новости партнеров
Также заранее известно, кто будет обвинен. И пусть главная пострадавшая сторона — собственно Малайзия — считает обвинения против России бездоказательными, но кого волнует, что думают какие-то азиаты.
Что думают какие-то русские — тоже никого не волнует, тем более что их к работе «международной следственной комиссии» все равно не допустили.
Суд пройдет, скорее всего, в Гааге.
Результат его немного предсказуем. Как умеют судить в Гааге — мы все знаем. Особенно много об этом могли бы рассказать последний президент Югославии Милошевич, таинственно скончавшийся в камере после того, как следствие зашло в тупик, и сербский политик Шешель, сдавшийся в Гаагу добровольно, одиннадцать лет отсидевший в камере предварительного (!) заключения — и «условно освобожденный» уже политически безвредным раковым больным.
Но вот что тут интересно.
Все то, что мы гарантированно увидим в голландском суде, будет происходить в формате так называемой постправды.
Немного об этом термине — выбраном в англоязычном мире «словом 2016 года». Формальное его определение — «политическая культура, оторванная от деталей и упирающая на эмоции». Вообще, это слово было раскручено специально для того, чтобы заклеймить кандидата в президенты Дональда Трампа и его гибкий язык. Но по сути оно описывает царившую задолго до всякого Трампа пропагандистскую реальность, в которой факты не имели значения, легко подменяясь «хайли лайкли», «высокой уверенностью» и «многочисленными сильными убежденностями».
Новости партнеров
В реальности постправды тот, кто обладал контрольным пакетом агитпропа, обладал также и властью над миром. По сути антикварная уже история с Колином Пауэллом, помахавшим пробиркой в ООН с криком «вот такого количества достаточно, чтобы убить кучу народу», закончившаяся вторжением в Ирак и настоящим убийством сотен тысяч людей, — та история была ярчайшим примером боевого применения постправды.
Но есть один нюанс.
Единственная конфигурация мира, в котором постправда реально работала, была конфигурацией однополярной. В переводе на человеческий язык — это когда обладатели контрольного пакета эрзац-истины (сляпанной из повторенных 100 500 раз подозрений, мнений, обвинений и «твердых уверенностей») после обработки мира своей постправдой летят убивать кого хотят — и успешно убивают. Потому что возразить им никто не в состоянии — ни в информационном пространстве, ни на настоящих воде и суше.
То есть какая-нибудь «недобитая» Россия в 1999-м могла совершить героический бросок в Приштину, но на окончательное добивание Югославии это никак не влияло. Саддам Хусейн с семьей мог отстреливаться до последнего патрона, Муаммар Каддафи мог сражаться до последней минуты — но и они (заранее обозначенные как Диктаторы, Убивающие Собственный Народ) были обречены.
Однако все это осталось, честно говоря, в прошлой эпохе. Причем момент, когда эта прошлая эпоха сменилась на нынешнюю, мало кто заметил именно в силу тотального доминирования постправды. Ведь самый неприятный побочный эффект пропаганды в том, что она работает в обе стороны и может загипнотизировать самих пропагандистов. Из-за этого эффекта многие политики однополярного мира попали в глупое положение. Особенно показателен тут предпоследний президент США Барак Обама, человек трагической судьбы.
Обама, как мы помним, выдвигался еще в эпоху однополярности. Тогда многим на полном серьезе казалось, что, скажем, находящийся по правильную сторону истины свой парень Саакашвили может с криком «Южная Осетия хочет на нас напасть» резко захапать себе непокорную территорию — и все получится. И Россия, находящаяся в двух шагах, стормозит и не успеет среагировать, а начнет безнадежно возражать где-нибудь в ООН, когда будет уже поздно.
И даже в 2014-м, когда реальность уже криком кричала, что мир теперь совсем другой, — кому-то все еще казалось, что достаточно сказать «мы порвали экономику врага в клочья» и станет так.
Но к середине 2018-го новая действительность достучалась даже до самых робких политиков.
Новости партнеров
Иными словами, мир, в котором вообще была нужна постправда (то есть боевой агитпроп, по результатам идентичный истине) — прошла. По той простой причине, что она была просто сопутствующим пиаром, сопроводительной технологией при ином мировом устройстве.
А сегодня боевой агитпроп больше не кончается ни бомбежками, ни сворачиванием газопроводов, ни даже испуганной капитуляцией ядерных северокорейцев. И все выращенные и откормленные для легитимизации однополярности «органы постправды» — от международных медиамонстров до международных организаций — сегодня являются просто недобитыми динозаврами ушедшей эры.
Поэтому Нидерланды, конечно, могут судить и приговаривать Россию как им заблагорассудится.
И Тереза Мэй может назначать условия, на которых Россию могут принять обратно в G7.
А киевские политкреативщики могут даже ежедневно обрушивать Крымский мост, подбрасывать журналистам кокаин и сибирскую язву, а также виртуально убивать любое количество бабченок в месяц с последующим гвалтом в ООН.
Но вообще-то врать уже бессмысленно. В новом мире, живущем куда более по «гамбургскому счету», чем старый, даже самое продвинутое, дорогостоящее и ковровое вранье никуда не ведет. И потому не окупается.
