Как ширма небосвода закрывает от нашего взора правду, пусть даже он и усеян сверкающими звездами необычайной красоты, так и экран телевизора вуалирует реальность, которая окружает нас прямо сейчас, за окном, на улице, в кабинетах министров, на площадях и в парках. Мы не способны, без специальных средств и навыков, увидеть огненный Марс, вульгарную Венеру, гигантов Юпитера и Сатурна. Равно, как и не способны мы рассмотреть в экране вечно холодную, но всегда освежающую Истину, храбрую амазонку Справедливость, юную и девственную Солидарность. Все что мы видим ежедневно — либо иллюзия мира, либо аллюзия на войну. Этого достаточно, чтобы проглотить сильнодействующее успокоительное, как достаточно и для того, чтобы приготовиться к тяжелым, изнурительным, в психологическом плане, будням, когда каждый день приходится заставлять себя поверить в то, что враг уже у ворот. И только изредка, украдкой, находясь в постели, закутавшись с головой в одеяло, можно на секунду позволить себе произнести это — шепотом, чтобы никто не услышал: все ложь, верните мне СССР.
Государственный капитализм — страшная штука. Если при обыкновенном капитализме ты можешь сделать выбор, какому хозяину позволить себя насиловать, то в случае с госкапитализмом — тебя до конца твоих дней будет иметь один огромный монстр. Ты не можешь возразить ему, пожаловаться на изнурительный график работ, на отсутствие должного санитарного обеспечения рабочего места, да что там — ты должен попросту запомнить одну вещь — ты кирпич.
Новости партнеров
Кажется, нацисты впервые начали культивировать выражение «Ты — ничто, Нация — все». Так вот, нация — это стена, а ты — кирпич. Но где-то там, где нет стен, заборов, тюрем, дворцов и монументов, установленных в честь императоров, полководцев и царей, — живут простые люди. Они честно трудятся на благо себя и своих близких. Они не придумывают себе икон для поклонения, не сочиняют законов, не сажают себе на голову Других — просто, не хотят становиться кирпичами. Все, что объединяет этих людей — разделенная боль, солидарность и ответственность друг перед другом. Однажды один из них, не самый главный — среди них нет низших или высших — случайно, в разговоре у фонтана Взаимопомощи, назвал своего собеседника «братом». Стоящему неподалеку литератору понравилось это слово, и его очередная книга получила название «Братство». Она была чем-то на подобии краткой истории того места, где жили эти люди.
Иногда Строители разговаривали с кирпичами. Это было редко, и всегда происходило в те моменты, когда какой — то бестолковый кирпич, только что занявший свое место, совсем еще молодой, случайно увидев людей, хотел выбраться из стены, чтобы присоединиться к ним. «Вы идиоты, — говорил Строитель, — куда вы смотрите? Неужели вы не понимаете, что быть стеной — это значит, быть частью Силы! Наша дисциплина и наши законы способны побороть любого врага»!
Опять эти враги. Опять законы. Опять дисциплина, стабильность. Снова в голове крутятся два похожих по форме, но разных по содержанию слова: «иллюзия» и «аллюзия». Показать врага и назвать страну «Родиной» — как же это дурманит, пьянит, питает слепой и страшный патриотизм, граничащий с ненавистью ко всему иному. К свободным ландшафтам, к пустоте, к пространству. Только стена перед глазами. Как же хочется в Советский Союз…
Что понимает Строитель, то никогда не поймет кирпич. Ему не дозволено этого понимать: может нарушиться дисциплина, прекратиться стабильность. Некто из людей говорил, что стабильность дает простор авторитарному импульсу, а для того, чтобы создать преступность — достаточно создать законы. Наверное, мой СССР был разрушен именно в тот момент, когда Строитель прибег к хитрости и навязал части людей свою религию. Детей в Союзе начали воспитывать не для свободы. Воспитание перестало быть гибким, он заковал его в рамки догм и нравоучений. В тот день, когда был забит последний гвоздь в тело человека,повешенного на кресте, с губ мученика слетела фраза: «Они не будут признавать религии вне церквей, так же, как и морали вне законов. Они вновь станут стеной».
Молодая и грациозная, романтичная мечта о Республике Свободы растаяла как снег весной — в грязи и слякоти. На ее месте возникла холодная и мрачная стена.
Очень хочется в Советский Союз…
